Весь долгий летний день они посвятили развлечениям. С утра они отправились в парк и терпеливо простояли в длинной очереди за билетами.

Он переминался с ноги на ногу, следя за тем, как очередь уходит вперёд. Она, казалось, была только рада задержке – и щебетала без умолку. Она говорила о птицах и облаках, о синем небе и воде, которая его отражает. С детской наивностью она восхищалась устройством мира и спрашивала его, видит ли он вокруг те чудеса, которые открываются ей. Он отвечал, что видит. Она, смеясь, говорила: значит, он тоже влюблен. На минутку его мрачное лицо просветлело, и он тепло улыбнулся ей. Да, он был влюблён.

Получив заветные разноцветные бумажки, они прошли в райский мирок. Он не был особо расположен к бесконечным взлётам-вращениям-падениям, но поневоле заразился её радостью и упоением. Они посетили все карусели и чёртовы колёса, пока она не призналась, что больше не может устоять на ногах. Он взял её под руку и отвёл в кафе. Она любила ванильное мороженое, поэтому он купил именно такое мороженое. Три штуки. Он очень хотел видеть радость на её прекрасном личике.

Покончив с парком, они отправились на озеро, чтобы поплавать на лодке. Он выбрал лучшую лодку и заказал целый час прогулки. Боялся, что ей надоест однообразное скольжение по водной глади, но она была вне себя от счастья. Она выгибалась за борт лодки, чтобы строить рожицы своему искажённому отражению, потом набирала воды в ладонь и брызгала на его лицо. Он отвечал тем же. Водные войны превратились крупномасштабную компанию, пока лодочник сердито не окликнул их.

Они побывали в кинотеатре, где она прослезилась над несчастьем влюблённой парочки, которую разлучила жестокая жизнь; он и сам едва не всхлипнул, видя на белом экране жуткую насмешку над собственной судьбой. Когда кино подходило к концу, она вдруг прижалась к нему, обвила руками за шею и поцеловала. Губы её были жаркими и влажными – когда он наконец вышел из эйфории и огляделся, то заметил, что последние посетители выходят из зала.

Они пообедали в маленьком ресторанчике, потом гуляли по городу, взявшись за руки. Она вдохновенно говорила об их любви; о том, что она будет вечной и самой-самой крепкой. Он соглашался. Он соглашался с ней во всём, и взор его постепенно затухал.

А вечером она предложила прогуляться за городом, по опушке леса. Он остановился, как вкопанный – словно не прогуляться она предложила, а расстаться навеки. Красный шар солнца едва касался линии горизонта. Она обеспокоено спросила его, что случилось. Он улыбнулся через силу и сказал, что остолбенел от осознания собственного счастья. В вечернем сумраке она не заметила слезинку, блеснувшую на его щеке.

Лес тянулся ровно, уходя зелёной полосой куда-то далеко-далеко. Не отпуская рук друг друга, они шли вперёд, удаляясь от городских огней. Справа от них раскинулось безбрежное поле, где колыхалась сирень, слева начиналась дремучая тайга. За спиной гремел вечерний город. Солнце зашло. Воздух растерял пряный летний аромат, готовясь к ночи.

И она по-прежнему была счастлива, а он – нет.

Шаги прекратились. Они были одни на молчаливой опушке. Он повернулся к ней, тяжело дыша, взглянул на её лицо, излучающее сияние, в её зелёные глаза, подёрнутые дымкой любви. Она ждала его действий. Она хотела любви, она хотела блаженства, хотела всегда быть с ним... и он тоже так хотел этого. Но он не мог дать ей этого. Он всегда нёс с собой только одно... смерть.

Осознав неизбежность грядущего, он поднял глаза к небу, где одна за другой зажигались звёзды, и горестно завыл.

Сколько жизней он оборвал такими безлунными ночами?.. Сколько мечт он превратил в дымящийся прах? Сколько крови он пролил, лишь затем, чтобы удовлетворить свой голод – выплатить дань своей звериной натуре? Он давно потерял счёт. Но никогда, никогда он не был влюблён. Никогда раньше он не видел те сверкающие краски мира, что видела она, не знал, что такое страсть.

Человеческий вой превратился в волчий. Он почувствовал, как истинная натура его рвётся наружу – спина выгибается, глаза загораются красным пламенем, клыки ощериваются. Он по-прежнему смотрел на небо, не смея, встреться с глазами возлюбленной. Она испуганно вскрикнула и замолкла. Звёзды, казалось, злорадно усмехнулись.

Прости меня, подумал он, зная, что она не простит.

И выпрямился, намереваясь всё сделать быстро.

Она стояла, подняв руки в защитном жесте. Так обычно и бывало – ноги им отказывали, предоставляя зверю полную власть. Но её лицо... что-то было странное в нём. Не страх, не ужас, а восторг и умиление, которые весь день сводили его с ума. Он нахмурился, но упрямо сделал шаг вперёд, к ней.

Она засмеялась, звонко и заливисто.

– О, дорогой, – услышал он, – как я только сама не догадалась? Ты же такой, как я сама!..

Он растерянно заморгал, видя, как она преображается, лицо кривится и покрывается чёрной шерстью, и в глубине зрачков вспыхивает красный огонь. Он попятился. Желание рвать и убивать затихло.

– Ты... – он не верил глазам. – Ты... я?

– Я, – сказала она, и алые зрачки дёрнулись в беззаботном смехе. – Мне было так плохо из-за того, что придётся тебя убить...

– А мне – тебя, – сказал он, и им тоже овладел истерический хохот.

Ничто не помешает нам любить друг друга, подумали оба, медленно приходя в осознание собственного счастья. Миром владеет рок, случайный бросок игральной кости, и на этот раз он пожелал, чтобы мы были счастливы.

В сгущающейся темноте они жадно приникли друг к другу и долго стояли, не шевелясь, пока город пытался забыться сном.

Инф.lyamyrka.ucoz.ru