6 сентября 1991 года началась новейшая история Чечни.

В этот сентябрьский день 15 лет назад в Чечне произошла смена власти. Из рук Верховного Совета Чечено-Ингушской Республики власть перешла к Общенациональному Конгрессу Чеченского народа (ОКЧН). Смена власти в тогдашней Чечено-Ингушетии вовсе не походила на бархатные революции в Центральной и Восточной Европе и даже на «краснопресненский майдан» в Москве.

Впоследствии Ахмар Завгаев (нынешний депутат Государственной Думы России), очевидец тех событий, назвал 6 сентября 1991 г. «днем бандитизма, терроризма и произвола». 15 лет назад 6 сентября на Дом политпросвещения, где проходило совместное заседание депутатов советов Чечено-Ингушетии всех уровней, боевиками ОКЧН было совершено нападение.

Более 40 депутатов были жестоко избиты, а председатель городского совета Грозного (одновременно первый секретарь грозненского горкома КПСС) Виталий Куценко был убит. Лидеры ОКЧН объявили о переходе власти в республике в их руки. Очевидец тех событий Ахмар Завгаев считает, что «…Куценко был пробным шаром. Они (деятели «ичкерийской революции» — С.М.) хотели проверить, как отреагирует руководство России на смерть человека, одновременно бывшего мэром Грозного и первым секретарем горкома КПСС.

Никакой реакции не последовало. После этого и начался геноцид русскоязычных. Ведь русские — нефтяники, химики, специалисты приборостроения — составляли примерно треть населения республики».

В Москве сентябрьские события в Грозном 15 лет назад воспринимали по иному. Тогдашний исполняющий обязанности председателя Верховного Совета России (недавний герой Белого дома) Руслан Хасбулатов охарактеризовал действия ОКЧН как «народное восстание против партийно-бюрократической диктатуры».

Из Белого дома в Москве в столицу Чечено-Ингушетии отправилась телеграмма: «Дорогие земляки, с удовлетворением узнал об отставке председателя ВС республики (об эксцессах этой отставки Руслан Имранович предпочел умолчать — С.М.). Возникла, наконец, благоприятная политическая ситуация, когда демократические процессы, происходящие в республике, освобождаются от явных и тайных пут уходящей со сцены партийной бюрократии».

«Надо сказать, что правоохранительные органы Чеченской Республики всё жестче и жестче контролируют ситуацию и больше берут на себя ответственности. Более того, к сожалению или к счастью, могу констатировать, что часто и работают более эффективно, чем федеральные силы, ответственно подходят к решению задач». Последний процитированный текст принадлежит уже не Руслану Хасбулатову.

Это-фрагмент из выступления Владимира Путина перед прессой в январе 2006 года. Прошло почти 15 лет, но, похоже, наша федеральная власть (несмотря на существенную ротацию ее высших представителей) так и не может избавиться от такого явления, которое скандально известный писатель Салман Рушди назвал «вирусом оптимизма».

В 1991 году союзником Москвы был демократ Дудаев («демократом, трезво оценивающим нынешнюю ситуацию в республике» называл неистового Джохара Руслан Хасбулатов), в 2006 году таковым является «государственник» и герой России Рамзан Кадыров. Сегодня именно ему сдаются боевики (правда, ему лично, а не российской власти). Именно он сегодня готов исполнить любой приказ президента, будь то отправка чеченских спецподразделений в Ливан, будь то любая самая деликатная миссия.

В 1991 году Джохар Дудаев готов был принести не присягу российской власти, а присягу личной верности Борису Ельцину (т.е. установить систему вассально-ленных отношений), а спустя 15 лет ту же личную преданность президенту демонстрирует Кадыров-младший. Чего нельзя сказать о его верности российским институтам власти и российскому праву. Истории свойственно повторятся.

Однако этого повторения власти упорно не хотят замечать. Чечню вообще не хотели и не хотят замечать. Эта северокавказская республика давно является занозой для Москвы. На ней не сделаешь пиара, а занятие ей сродни специализации по сельскому хозяйству в советский период. Эту республику хотят спрятать, убрать «с глаз долой, из сердца вон», думая тем самым добиться ее успокоения.

Вместе с тем и власти, и немалое количество околовластных экспертов рассматривают «чеченский кризис» как некую этнографическую аномалию, региональную перверсию, не видя в упор того, что политические процессы в Чечне (в позднесоветский период в Чечено-Ингушетии) являются всего лишь отражением общероссийских (общесоюзных) тенденций, но с региональным колоритом.

Формирование чеченского этнонационального движения в конце 1980-х годов стало следствием социально-политической либерализации периода «перестройки». Его не привносили мифические «агенты влияния», американские шпионы и исламские теологи, которых потом, в середине 1990-х годов в республике станут называть «ваххабитами».

Первые неформальные общественные объединения, возникшие на территории Чечено-Ингушетии (Народный фронт, Зеленое движение) несли на своих знаменах общедемократические лозунги. В 1990 г. в Чечне сформировались по сути два квазисепаратистских центра с разной степенью политического радикализма и влияния на государственные республиканские и традиционные чеченские институты. Официальные органы власти и управления ЧИАССР стояли у истоков так называемого «бархатного» сепаратизма.

Сам факт назначения на пост главы республиканской парторганизации этнического чеченца (до 1989 г. автономию возглавляли так называемые «русские кадры") вызвал всплеск этнонационалистических настроений у «титульного этноса» и напротив, этнические опасения у русского (в равной степени армянского, ногайского) населения ЧИАССР.

Но разве не то же самое мы видели в Казахстане в декабре 1986 года, когда на место «своего» Динмухамеда Кунаева был поставлен русский первый секретарь Геннадий Колбин. В Чечено-Ингушетии была обратная тенденция. Здесь решили впервые после 1957 года (возвращения чеченцев и ингушей из ссылки) попробовать кадровую «коренизацию» вместо «русификации». Однако и в том, и в другом случаях, был затронут самый деликатный национальный вопрос.

Чечено-Ингушский обком КПСС и Верховный Совет автономной республики на закате «перестройки» формально не выступали за государственную независимость Чечни. Их политика первоначально была нацелена на некоторую либерализацию в сфере гуманитарного образования и культуры. Было смягчено давление на национальную интеллигенцию, а также отменена концепция «добровольного вхождения» Чечни в состав Российского государства (за приверженность этой концепции республику был вынужден покинуть под угрозой смерти известный историк, профессор Виталий Виноградов). Более того, тогдашняя республиканская элита во главе с Доку Завгаевым находилась в фарватере официальной политики ЦК КПСС и его генсека Михаила Горбачева.

На специальном пленуме ЦК КПСС «О национальной политике партии в современных условиях» (19–20 сентября 1989 г.) в качестве «инициативы с мест» был озвучен тезис о том, что «глубокие социально-экономические и культурные сдвиги, произошли в автономных образованиях», а потому необходим специальный союзный закон о преобразовании автономных республик в составе РСФСР в самостоятельные союзные республики.

26 апреля 1990 г. был принят Закон СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» (закон об автономиях), который, по сути, «выравнивал» статус союзных и автономных республик. При этом официальные структуры ЧИАССР способствовали укоренению сепаратистских настроений и в органах республиканской власти, и в массовом сознании.

27 ноября 1990 г. Верховный Совет ЧИАССР, ведомый Доку Завгаевым, принял «Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики». Фактом принятия ноябрьской Декларации был нарушен Основной закон РСФСР, действовавший на тот момент. Депутаты Верховного Совета автономии произвольно изменили название ЧИАССР на ЧИР (Чечено-Ингушская республика), а также отказывались от рассмотрения ЧИР в качестве автономии в составе РСФСР.

ЧИР была провозглашена суверенным государством, появившимся «в результате самоопределения» (ст.1. Декларации). Статья 4 Декларации вводила понятие «граждане ЧИР». Возникает просто эффект дежа вю! В 2003 году (т.е. после двух военных кампаний и двух периодов существования непризнанной Ичкерии) на Конституционный референдум в Чечне был вынесен проект Основного Закона Республики, одна из статей которого говорила о «гражданах Чечни».

В декларации же 1990 года указывалось, что даже если республика и вступит в «договорные отношения с другими республиками, государствами и союзом государств», то она все равно «сохраняет всю полноту власти на своей территории» (ст.14.). Декларация 27 ноября 1990 г. провозглашала землю Чечено-Ингушетии и ее ресурсы в качестве исключительной собственности республики.

А статья 15 выдвигала политическое требование — республика подпишет Союзный договор только при условии возвращения «отторгнутого» у нее в пользу Северной Осетии Пригородного района. Таким образом, официальные власти Чечено-Ингушетии во многом сами выпустили «джина сепаратизма» из бутылки. Такова была цена «коренизации власти». Именно партийные лидеры ЧИР первыми на официальном уровне политически и юридически продекларировали суверенитет Чечено-Ингушетии. Впоследствии завгаевский лозунг о готовности Чечни напрямую войти в состав «обновленного Союза ССР», а не России неоднократно воспроизводил и президент непризнанной Ичкерии Джохар Дудаев.

Чечено-Ингушский обком КПСС и республиканский Верховный Совет также способствовали возникновению неформальных общественных этнонационалистических объединений, ставших впоследствии вторым сепаратистским центром (реальным, а не аппаратно-бюрократическим). Эти объединения отличались большим политическим радикализмом и могли «озвучить» те мысли, которые республиканские власти в силу понятных причин не хотели или не могли высказать. 23–26 ноября 1990 г. состоялся Первый Чеченский национальный съезд (ЧНС), поддержанный и Завгаевым. В ходе работы ЧНС было принято решение о создании независимого Чеченского государства («Нохчи-Чо»).

На заседаниях ЧНС обозначились два крыла — "умеренное" и "радикальное". Если «умеренные» члены ЧНС ограничивались, по большей части, национал-демократической и антиноменклатурной риторикой, то в выступлениях «радикалов» содержались призывы к разрыву с Россией, звучали шовинистические и исламистские нотки. Постепенно ЧНС начал оттеснять официальные властные структуры с лидирующих позиций в чеченском «параде суверенитетов».

Воспользовавшись поддержкой официальной власти, национал-радикалы со временем почувствовали собственную силу, вышли из-под контроля партийно-политических структур Чечено-Ингушетии и пошли по пути превращения ЧНС в самостоятельный центр силы и власти, своеобразный авангард сепаратистского движения.

Весной — летом 1991 г. два квазисепаратистских центра Чечено-Ингушетии (Верховный Совет и ЧНС) повели борьбу между собой за право монопольно представлять интересы чеченского народа. На встрече с Борисом Ельциным (на тот момент Председателем Верховного Совета РСФСР) в мае 1991 г. Доку Завгаев поставил вопрос о финансировании ЧИР не из российского федерального, а из союзного бюджета! Республиканское руководство Чечено-Ингушетии также блокировало те акты РСФСР, которые затрагивали их политико-административные интересы.

В республике были проигнорированы Постановление Верховного Совета РСФСР о запрете совмещать должности партийного и советского (на тот момент государственного) руководителя, а также Указ Президента России о департизации государственных предприятий и учреждений (пост президента введен в РСФСР по итогам референдума 17 марта 1991 г., первые выборы прошли 12 июня 1991 г.).

Вместе с тем, завгаевский "бархатный сепаратизм" не был нацелен на радикальный разрыв с Россией. В тех случаях, когда интересы партийно-государственного руководства республик совпадали с российскими устремлениями, Завгаев и его соратники говорили о том, что Чечено-Ингушетия сохраняет тесную связь с РСФСР и «никуда не выходит». В апреле — мае 1991 г. отношения между ЧНС и Верховным Советом ЧИР начали обостряться в связи с отказом Завгаева признать Исполком ЧНС в качестве единственного представителя воли чеченского народа и требованием зарегистрировать это движение как обычную общественно-политическую организацию.

Противоборство двух квазисепаратистских центров в Чечено-Ингушетии стало началом восхождения на политический Олимп республики Джохара Дудаева. Первоначально Дудаев оттеснил от реального руководства ЧНС «умеренных лидеров», не готовых к радикальному разрыву с породившей их «системой». Затем сделал публичное заявление на встрече с представителями интеллигенции о том, что Верховный Совет республики не оправдал доверия избирателей.

Тогда же им была озвучена идея о нелегитимности этого органа власти, избранного еще «в колониальный период истории» и по законам «колониальной империи». Отсюда, по мысли Дудаева, и дальнейшая невозможность адекватного выражения воли чеченского народа и необходимость смены власти в республике в пользу «национально ориентированного» ЧНС. Таким образом, этим тезисом Дудаевым (и его соратниками и советниками) были в сжатом виде сформулированы основополагающие принципы сепаратистской (теперь уже без приставки «квази») идеологии и практики госстроительства непризнанной Ичкерии:

— право этноса как высшее политическое право, которому отдается приоритет перед формальным законом;

— право этноса выше прав человека и гражданина;

— радикальный разрыв с правовой базой советского периода, признание всего законодательства СССР и РСФСР как «колониального», а потому не подлежащего не только исполнению, но и учету;

— оправдание любого политического или социального насилия в интересах этнического самоопределения.

В июне 1991 г. на второй сессии ЧНС произошло его преобразование в ОКЧН (Общенациональный конгресс чеченского народа). Председателем исполкома ОКЧН стал Джохар Дудаев. У руля чеченского этнонационалистического движения встал будущий президент самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия, харизматический лидер чеченских сепаратистов. В июне 1991 г. Дудаев был вышедшим в отставку генерал-майором Советской армии.

Он был одним из самых молодых и успешных советских армейских генералов. ОКЧН стал в июне 1991 г. фактически вторым центром власти в регионе. Антикоммунистическая риторика ОКЧН и Дудаева сделала союзниками чеченских национал-радикалов московских демократов и даже соратников первого российского президента Бориса Ельцина. Они рассматривали неформальное этнонационалистическое движение в качестве инструмента в борьбе против региональной партхозноменклатуры.

При этом не учитывался тот факт, что помимо антикоммунистических лозунгов национал-радикалы активно эксплуатировали шовинистические и русофобские идеи. Фактически произошло ошибочное отождествление этнонационалистической борьбы с антикоммунизмом.

В августе 1991 г. ОКЧН резко осудил ГКЧП, в то время как официальные власти республики предпочли сохранить политический нейтралитет. Впоследствии позиция Доку Завгаева была представлена лидерами ОКЧН как прямая поддержка путча в Москве. К сожалению, интерпретация событий лидерами ОКЧН была воспринята в российской столице некритически, а потому Завгаев был обвинен «в проведении политики, противоречащей курсу Президента Российской Федерации на демократию и реформы». В Грозном начался период перманентных митингов.

Одновременно с этим произошел, по сути, выход из тени незаконных вооруженных формирований ОКЧН. В начале сентября 1991 г. третья сессия ОКЧН объявила Верховный Совет республик низложенным, а также заявила о передаче власти Исполкому ОКЧН. Принятые Доку Завгаевым контрмеры, не получившие поддержки Москвы, оказались политически неэффективными.

Именно в сентябре 1991 года стало понятно, что любая пророссийская игра в Чечне возможна только при поддержке из Москвы. Сегодня, наблюдая аппаратное, и отчасти информационное противоборство президента Алу Алханова и Рамзана Кадырова понимаешь политическую слабость (если не обреченность) первого. В 2006 году симпатии Кремля на стороне Кадырова. Что бы ни делал Алханов, он может взять верх только при полной поддержке Москвы. Увы, сегодня российский генерал, защищавший Грозный в 1996 году от масхадовских боевиков, оттеснен сыном экс-муфтия сепаратистской Ичкерии…

А в сентябрьские дни 15 лет назад председатель Верховного Совета Чечено-Ингушетии попытался сформировать новый состав Президиума Верховного Совета, включив в него «умеренную» часть ЧНС, представителей национальной интеллигенции. В новом составе Президиум объявил о введении режима ЧП в Грозном. В реальности же Доку Завгаев и его команда оказались властью без силы. Но и положение «силы без власти» не устраивало Дудаева и его соратников. 6 сентября 1991 г. на Дом политпросвещения, где проходило совместное заседание депутатов советов Чечено-Ингушетии всех уровней, боевиками ОКЧН было совершено нападение. О его результатах мы уже писали в начале статьи.

После разгона Верховного Совета Чечено-Ингушетии Москва пошла на поводу у сепаратистов. 11 сентября 1991 г. в Грозный прибыла российская официальная делегация во главе с госсекретарем Геннадием Бурбулисом (на тот момент — вторая должность в иерархии российской исполнительной власти — С.М.) и министром печати и информации Михаилом Полтораниным, а 14 сентября прибыл и.о. председателя Верховного Совета России Руслан Хасбулатов.

С согласия и при активном участии Руслана Имрановича было принято решение об отставке Завгаева, самороспуске республиканского Верховного Совета и образовании Временного Высшего Совета (ВВС) республики в качестве верховного органа власти Чечено-Ингушетии. ВВС был представлен как политический компромисс между национал-радикалами из ОКЧН и депутатами Верховного Совета Чечено-Ингушетии. Данный шаг был крупным просчетом российской политики.

По сути дела создание ВВС легитимизировало действия ОКЧН 6 сентября 1991 г. и предоставило политическую индульгенцию организаторам силовой ликвидации Верховного Совета республики. Сепаратисты продолжили эскалацию политического насилия. ВВС под давлением национал-радикалов был сокращен до 13 человек и переименован во Временный Совет Чеченской Республики (ВСЧР). Этот шаг во многом спровоцировал разделение Чечено-Ингушетии на две республики.

Исполком ОКЧН взял курс на создание независимого Чеченского государства, объявив о назначении выборов президента и парламента Чечни на 27 октября 1991 года. В сложившейся ситуации для руководства России было бы логичным сделать ставку на консолидацию оппозиционных Дудаеву и ОКЧН сил, выступавших с демократическими лозунгами (проведение честных и свободных выборов, роспуска незаконных вооруженных формирований) и критикой дудаевского авторитаризма. Между тем эти силы оказались так и не востребованы Москвой не только в 1991 г., но и позже.

Именно в сентябре-октябре 1991 г. была возможность использовать и ингушское движение за сохранение единой Чечено-Ингушетии как инструмента борьбы против чеченских национал-радикалов. В сентябре-октябре без поддержки со стороны Москвы оказалось и русское движение Чечено-Ингушетии, готовое к блокированию с чеченскими демократами.

В случае консолидации всех оппозиционных Дудаеву внутричеченских сил была возможность переформатировать начавшийся чеченский кризис, представить его не как конфликт федерального центра и республики, а как серьезный внутриреспубликанский конфликт между демократическими силами разного этнического происхождения и национал-радикалами, стремящимися к установлению этнократического авторитарного правления.

Более того, ОКЧН и Джохар Дудаев могли быть представлены как сепаратисты в квадрате, выступавшие не только против Москвы, но и против единой Чечено-Ингушетии и братского ингушского народа. Однако все возможности, которые российское руководство имело в сентябре-октябре 1991 г., были им не использованы.

ОКЧН продолжил наращивать свое наступление. 5 октября 1991 г. вооруженные боевики ОКЧН захватили здание КГБ Чечено-Ингушской республики. 27 октября 1991 г. в Чечне прошли «свободные выборы» под вооруженным контролем боевиков ОКЧН первого президента «независимой Чеченской республики — Ичкерия». В них по разным оценкам приняло участие лишь 10–12 процентов от общего числа избирателей. Помимо «избрания» президента Чечни был сформирован чеченский парламент из сторонников ОКЧН.

После фиктивных выборов ставший президентом генерал Дудаев 2 ноября 1991 г. обнародовал указ «Об объявлении суверенитета Чеченской Республики». «Выборы» президента и парламента Чечни не были признаны ни ВВС, ни Советом министров Чечено-Ингушетии, ни оппозиционными Дудаеву силами.

7 ноября 1991 г. ситуацию в Чечне, окончательно вышедшую из-под контроля, радикальным образом попытался разрешить президент Борис Ельцин. Он подписал Указ № 178 «О введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской Республике». Однако для реализации указа у российского президента и его команды не хватило воли и политических ресурсов. Решение Бориса Ельцина не было поддержано депутатами Верховного Совета России и демократическим истеблишментом, увидевшими в решении президента возрождение «имперской политики».

Непоследовательность российской власти сковывала и действия российских спецслужб. Что же касается чеченских демократов, то они, как и их московские единомышленники, отождествили борьбу против этнократии и регионального авторитаризма с борьбой центра против федерализма и свободного волеизъявления населения республики. По этой причине ельцинский указ не был поддержан и оппозиционными Джохару Дудаеву силами.

Нельзя сбрасывать со счетов и продолжающийся конфликт между агонизировавшим союзным центром и российским руководством. В октябре-ноябре Россия только формировалась как государство. На тот момент у нее не было ни собственных полноценных силовых структур (российская армия вообще не была создана), ни разработанной правовой базы для разрешения чрезвычайных ситуаций.

Чеченская революция» августа-ноября 1991 г. не стала продолжением августовской победы над ГКЧП, как первоначально казалось в Москве. Потоки беженцев, фальшивые авизо, спекуляции с нефтью, грабежи железнодорожных составов и физические расправы над нечеченским населением, последовавшие за объявлением суверенитета Чечни, опровергли существовавшие у российского руководства иллюзии. События в Чечне в августе-ноябре 1991 гг. кардинальным образом изменили перестроечные представления о свободе, демократии, законности, праве на самоопределение и применение силы, государственной целостности и ее защите.

Чеченский кризис разрушил «коммунистическо-антикоммунистический» дискурс, в рамках которого единственными угрозами свободе, демократии, либеральным ценностям рассматривалось коммунистическое государство и даже государство как таковое.

События августа — ноября 1991 г. показали, что вызовом демократическому правовому государству является также этнонационализм, апеллирующий к ретроградным политическим практикам. «Чеченский революционный опыт» продемонстрировал со всей очевидностью, что слабые государственные институты не могут гарантировать соблюдение элементарных прав человека и гражданина.

Сергей Маркедонов, "АПН"