Популярный актер рассказывает, из какого сора растут его лучшие роли. Для Сергея Маковецкого воспоминания о киевском детстве, прошедшем в бараке неподалеку от станции "Дарница", связаны прежде всего с матерью. У них были очень нежные отношения. До сих пор умудренный годами, красивый взрослый мужчина, великолепный и, слава Богу, постоянно востребованный актер не смирился с ее потерей. Он постоянно, несмотря на жесткий творческий график, приезжает в родной город (иногда всего на несколько часов) и идет на кладбище, чтобы рассказать маме о себе...

Ведущий артист Московского театра имени Вахтангова, много снимающийся и играющий в самых топовых ангажементных спектаклях, Маковецкий был "заражен" театром в 126-й киевской школе, случайно сыграв в тамошнем драмкружке Аркашу Счастливцева в любительской постановке "Леса" Островского. Получив аттестат, смело направился в Киевский театральный институт. И с треском провалился.

Отработав год рабочим сцены в театре им. Л. Украинки, уехал поступать в Москву и с первого захода прошел в знаменитое Щукинское училище. Закончив его, был принят в вахтанговскую труппу и быстро пошел вверх по актерской лестнице, играя в спектаклях Петра Фоменко и Романа Виктюка, Римаса Туминаса и Владимира Мирзоева, снимаясь у Вадима Абдрашитова, Владимира Хотиненко, Алексея Балабанова, Киры Муратовой, Александра Прошкина, Сергея Урсуляка, получая самые престижные актерские премии.

- Если актер абсолютно спокоен, ему все по барабану, если он думает, что всего уже достиг, то можно ставить на нем крест. Не буду кокетничать, я с радостью вспоминаю некоторые свои работы. Вопрос, насколько я удовлетворен. Актер, мне кажется, постоянно находится в поиске, и чем старше он становится, тем чаще перед ним возникает вопрос: "Что дальше делать?" Это вопрос не нежащегося в шезлонге барина, нет. Да, у тебя были удачи, но чем себя удивлять дальше? Это тревожный симптом, когда состояние поиска в тебе утихает. Многие актеры боятся этого затишья.

- Что вы, никакой паники нет! Есть ощущение, что какие-то роли ушли от меня навсегда. Но ведь мало просто поставить очередную работу в ряд уже сыгранных. И дело не в каком-то фантастическом успехе, а в интересе - о чем ты играешь. Раньше я не слишком задавался этим вопросом, меня в первую очередь волновало, как я это делаю. А сегодня я спрашиваю себя: "О чем? Какая тема? О чем ты будешь говорить?"

- Знаете, об ответственности я не думаю. Хотя, конечно, осознаю: художник отвечает за то, что делает. И тут начинается внутренний спор: да, с одной стороны, отвечает, а с другой - искусство никогда никого ничему не учило. Будь наоборот, то за те века, что существуют литература, театр, живопись, кино, человечество бы изменилось в лучшую сторону, а оно упорно отказывается это делать. И нарисуй ты на одном квадратном сантиметре хоть пять Джоконд и пять Сикстинских Мадонн, кто-то чувствует их красоты, кто-то - нет. И, увы, большинство ничего не чувствует. Так что чувства ответственности у меня нет. Что касается работы, то все зависит от режиссера.

Он тебе способен открыть глаза даже, кажется, на вдоль и поперек изученный материал. Так, скажем, было с Римасом Туминасом, когда он ставил у нас в театре "Ревизора". С умным режиссером хорошая пьеса покажется тебе еще лучше, а слабая - блестящей. Конечно, если вы поняли и зацепились друг за друга, и ты нашел в себе, как я их называю, болевые точки. Что в тебе откликнулось, на какие слова, на какую фразу, на какие обстоятельства, на какую картинку. И тогда, наверное, возникает ощущение удовлетворенности. В общем, актеру главное сохранить интерес, горящие глаза - вот о чем надо думать, к чему стремиться. Поэтому слова "тоска" и "скука" надо вычеркнуть из своего лексикона. Вообще все негативные слова из него убрать.

- Все по чуть-чуть что-то помогали открыть. В российском кино до сих пор есть мастера, которые даже в нынешних жестких обстоятельствах умудряются заниматься на площадке школой. Володя Хотиненко так работает с актерами. Вадим Абдрашитов, Кира Муратова, Леша Балабанов, Александр Прошкин, Сережа Урсуляк, боюсь кого-то не назвать, чтобы не обидеть.

- Нет, он по-прежнему родной. С другой стороны, и он ведь изменился. И мое отношение к нему меняется. К тому же в этом моем любимом городе уже нет моего любимого человека. Есть только мамина могила.

- Хорошие друзья не откалываются. А нехороших друзей не бывает. И никакие перемены не меняют наши отношения. А если пропадают из твоей жизни приятели, то это их проблема.

- Нет. По-моему, любая национальная идея моментально превращается в шовинизм. Меня иногда беспокоит то, что происходит в моей любимой Украине. Некоторые неаккуратные высказывания и действия. Когда наследник английского престола позволил себе прийти на вечеринку в костюме со свастикой, как поступил его отец? Он отправил наследника работать на свиноферму: "Принц, идите, пожалуйста, поработайте. Вы разгуливали в неподобающем наряде". А ведь парень не нарушил конституцию, ничего не украл. Мне понравилось, как поступил в этом случае принц Уэльский.

Так было и в царской России. Когда люди совершали неблаговидный поступок, они должны были его искупить. Потому как прекрасно понимали, что это обухом ударит по семье, по второму поколению, по третьему. Грех должен быть искуплен. Мы же до сих пор не покаялись даже за ту кровь, которую пролили... За это мы и отвечаем, за это и несем расплату. Наша беда - в отсутствии солидарности. Каждый по отдельности вроде ничего, а "разом" - не получается.

- Если я копаюсь в себе, это не означает, что я не легкий. Я действительно очень коммуникабельный, не умею ходить "стеклянным сосудом". У каждого свой стиль общения. Самокопание ничему не мешает. Копаюсь, копаюсь, а потом как заору дурным голосом, чтобы себя взбодрить... Или песни начну петь.

- И дома, и на улице могу. Это выплеск энергии, которая в тебе скопилась. Я не люблю хандрить.

- Это главный вопрос: что с нами со всеми произошло? А произошла какая-то чудовищная деформация. Во главу угла встали деньги, бумажные знаки. Человек перестал думать, читать, размышлять, он перестал грустить. Мне кажется, что человечество меняется не в лучшую сторону. Понятие о жалости, сердобольности куда-то ушло. Мы себя потеряли, веру потеряли, все потеряли. Раз мы сами так изменились, что же требовать от людей, приходящих в театр? Но надо любить людей.

- Просто так. Будет легче. Я где-то прочитал: если с вами произошло что-то неладное, неприятное, не надо никого обвинять. А надо сказать себе: "Все это к грехам моим". И станет легче. И еще надо научиться радоваться жизни. И быть ей благодарным. Повторять: спасибо тебе, Господи, за то, что я есть, за то, что мои близкие со мной, за то, что есть желание работать.

- А это золотые нити. Утром вставляешь, вечером вынимаешь, в клубок сворачиваешь и прячешь под подушку. А если без шуток, надо просто меньше жрать и пьянствовать. Все хорошо в меру. Как говорил режиссер Пырьев, царство ему небесное: "Можно пить в понедельник, ну, во вторник, ну, в среду, в четверг, в пятницу, в субботу. Но не каждый же день!"

Беседовала Светлана Агрест-Короткова, "CN-Столичные новости"