— Кадровой хирургии не будет. Но упомянутые вами конфликты — это следствие ранее заложенных мин — и со времен социализма, и при «развитом кучмизме». Эти мины сработали, когда министром стала Билозир… Многие мощности той индустрии были либо перепрофилированы, либо захвачены, либо «прихватизированы». Киностудиям «повезло» больше всего — там огромные территории, земельные участки, имущество. Вокруг этого постоянные конфликты бизнес-интересов. Вот на этом минном поле моя предшественница и «подорвалась»…

 

 

—Если говорить о моем настроении, то, ощутив на себе все прошлые передряги, я еще раз убедился, что Минкульт как никогда нуждается в реформах. Уволили меня 22 января 2004 года. До этого за весь период работы — а это 15 лет — я не имел ни единого выговора, ни единого предупреждения.

 

 

—Простая мотивация. В приказе было написано: «Уволить с должности в связи с окончанием срока контракта». Приказ подписал Богуцкий. Но если возвращаться к той истории, то вся процедура моего увольнения была проведена с грубейшими нарушениями. Со временем я подал иск, и суд меня восстановил в должности.

 

 

—Действительно, приближались президентские выборы… Как бы начиналась новая страница истории. И я своими глазами наблюдал, как прежняя власть, особенно люди, приближенные к той власти, уже начали подбираться к музеям, оприходовав все мыслимые пространства. Ни для кого не секрет, что даже знаковые для страны имена — Леся Украинка, Иван Франко —узурпировались в угоду определенным партийным целям…

 

 

—Он не мог бы долго таким оставаться. Было очевидно, что эта волна докатится и до нас.

 

—Какие-то конкретные конфликты с представителями, как вы говорите, «той власти» у вас возникали?

 

—Вот пример. 22 мая 2003 года представители депутатской фракции «Наша Украина» возлагали венок к памятнику Шевченко на Чернечей горе. По этому же поводу к нам едет и Янукович. В мой кабинет заходят по очереди чиновники из обладминистрации и также по очереди советуют убрать «нашеукраинский» венок, ибо, видите ли, Виктор Федорович может оказаться недоволен…

 

—Интересная коллизия…

 

—Я сказал: никто никакой венок трогать не будет. Он будет лежать ровно столько, сколько нужно. Тогда «пуля» пролетела мимо меня… Хотя я и понимал, что скоро зацепит. При этом началась мобилизация в моей работе — продолжалась капитальная реконструкция заповедника и музея, были составлены контракты со строительными организациями, решено много социальных вопросов…

 

—Хотите сказать, что у вас были полномочия что-то серьезное решить в социальной сфере?

 

—За два года шесть работников заповедника получили квартиры. Это немало. Заповедник вообще был для Минкульта курицей, которая несет золотые яйца. У нас был свой негласный статут: пусть меняются министры и главы госадминистраций, а мы сохраняем свой особый статус и независимость от политконъюнктуры.

 

 

—Непростой вопрос… Но на самом деле ведь никто не знает, сколько ему отведено и работать, и даже жить. В свое время я ощущал, что, работая в заповеднике на Тарасовой горе, могу делать то, что подсказывает мне совесть, а не бумага из партийных органов. Здесь же, в Минкульте… Я не знаю, сколько мне предстоит работать — полгода или три месяца. Поверьте, это не столь принципиально. Если президент доверил мне эту работу (уточняю, что ни единой партии я этим назначением не обязан!) и если он полагается на мой опыт, на мое видение культурной ситуации, то, может быть, я могу быть в этот момент полезен…

 

 

—Недавно у президента состоялось совещание с деятелями культуры. Около трех часов шла встреча. И говорили о первоочередных шагах культурной политики. Было решено создать постоянно действующий совет по вопросам культуры при президенте. Я внес предложение, чтобы именно этот орган имел такие же полномочия, как и Совет национальной безопасности и обороны страны…

 

 

—Вопрос обсуждается. Но я хочу, чтобы этот совет поставил культурную отрасль вровень со всеми остальными, чтобы культура не была на задворках.

 

 

—Жаль, конечно, что волна той интеллектуальной активности не была подхвачена своевременно… Что вам сказать? Попробую, конечно, разыскать те материалы, полагаю, что они не утратили актуальности. И уже сейчас думаю на базе министерства провести несколько новых круглых столов с привлечением самого широкого круга экспертов.

 

 

—Для того и собирать, чтобы избежать лоббирования определенных групповых или цеховых интересов. Министерство культуры должно попытаться объединить все здоровые инициативы.

 

 

—Но ведь это не сугубо украинская проблема… Во всем современном мире творцы — это индивидуалисты, и они не особо склонны к объединению, создавая свои эстетические пространства. Сказать, что я кого-то с кем-то хочу примирить, было бы наивностью. Но существуют устоявшиеся творческие объединения, те же союзы — и со всеми нужно работать.

 

—Но и новых союзов появилось — не перечесть… Канонические зачастую на обочине, а новорожденные хулиганят.

 

—Действительно, в случае конкурентного многообразия гораздо труднее находить общий язык, но нужно…

 

 

—Если говорить о моих творческих пристрастиях не как министра, а как Игоря Лихового, то, например, направление «модернизм» для меня знаковое. Тот же Каневский музей проектировал Василий Кричевский, творец, отличавшийся модерным мышлением не только в 20-е годы, но и в течение всей своей жизни. Недавно о нем вышла роскошная монография Валентины Рубан. Там впервые опубликованы уникальные эскизы Кричевского, вернувшиеся в Украину из Венесуэлы. Эти работы открывают его как дизайнера — это серия орнаментов для ковров, одежды, интерьеров. Эти вещи смотрятся настолько привлекательно и современно, что многие женщины просто в восторге. Почему в украинских домах сегодня есть бельгийские или турецкие ковры, а нет украинских? Поэтому одна из задач, которые перед нами стоят, сделать так, чтобы отечественное искусство было пригодно не только для музеев и картинных галерей…

 

—Это, безусловно, архиважная на сегодня задача, но есть еще и проблема интегрирования украинской культуры в мировую…

 

—Здесь сложнее, поскольку многим непросто находить понимание и поддержку здесь, на родине. Поэтому отправляются за границу, находя там и признание и его материальный эквивалент. Тот же Жолдак после очередного скандала уехал в Германию, разорвав контракт в Харькове… Хотя нашим художникам, в общем-то, полезно поработать некоторое время и за границей.

 

 

—У нее было очень мало времени, чтобы до конца разобраться в запутанной, заполитизированной ситуации. За десятилетие предшествующего режима в культ­сфере сложилась определенная иерархия особых отношений — не столько среди творцов, сколько среди тех, кто их использовал. Билозир попыталась что-то изменить, но столкнулась с бешеным отпором. Не исключено, что и я столкнусь с таким же бешеным сопротивлением.

 

— Если столкнетесь, что предпримете?

 

— У меня нет никаких особых интересов в этой отрасли. Мне хотелось бы только смягчить эти конфликты. Хочется выйти на позицию нормальных отношений и поиска точек соприкосновения. Планирую встретиться с представителями театральной среды, с руководителями учебных творческих заведений… Уже на третий день моей работы в министерстве была встреча с руководителями историко-культурных заповедников, а их в Украине 14, и они подчиняются трем разным ведомствам.

 

— При вашем вступлении в должность была процедура передачи дел от предыдущей команды? Остались ли с вами люди из команды Билозир? Вы сами-то встречались с Оксаной Владимировной?

 

— Некоторые люди из ее команды ушли… А встреча с Билозир была официальной, хотя и теплой, когда вице-премьер Кириленко представлял меня членам правительства. На том заседании была и пани Оксана, хотя она сейчас на больничном. Мы обменялись любезностями, но какой-то особой передачи дел не произошло. Очевидно, и моей предшественнице не удалось на должном уровне принять министерские дела. С моей стороны прозвучало приглашение к сотрудничеству, так как Билозир — интересная творческая личность, она хорошо знает шоу-бизнес. В будущем хочу привлечь к сотрудничеству и других своих коллег-предшественников…

 

— И Богуцкого?

 

— …тех, кто, работая в министерстве, в силу различных обстоятельств, вынужден был оставить эту работу, хотя имеет оригинальные идеи и конструктивные предложения.

 

 

— Завершается календарный и финансовый год, поэтому надеюсь с коллегами разработать сравнительный анализ и прежних шести предприятий, и двух новых структур, которые занимались творческо-концертной деятельностью. Нужно понять, что это за нововведения. Может, это опять приведет к монополии. Нужно посмотреть на условия тендера, были ли они выдержаны. Ведь концертная деятельность — и это всем известно — связана с большими бюджетными затратами.

 

— На Западе существуют комбинированные схемы финансирования культуры с большим привлечением меценатских средств, муниципальных бюджетов… Какую тактику и практику, по-вашему, лучше применять в Украине и какая при этом должна быть функция министерства?

 

— В первую очередь, должно быть равномерное развитие культурного пространства. Определенные обязательства должны взять на себя территориальные громады и органы местной исполнительной власти. Мы подходим к введению действия административно-территориальной реформы, и важно, чтобы интересы громад были выдержаны. Необходимо сохранить и районные, и сельские библиотеки, и клубы (если они где-то остались), и средние учебные творческие заведения (хотя они и не очень вписываются в Болонский процесс). В местах, где мне приходилось изучать опыт сохранения историко-культурного наследия, например в Соединенных Штатах, обнаружилось, что там действует комбинированная система с привлечением спонсоров, волонтеров...

 

 

— В Украине есть немало людей, которые с ростом уровня жизни могли бы проявлять себя как волонтеры в различных творческих акциях, а это сократило бы расходы на содержание постоянных штатов. Нынче в коллективах многих учреждений культуры сложилась довольно консервативная атмосфера, которая вредит модернизации и культуры, и общества в целом. Эти организации лишь добиваются увеличения ежегодного финансирования, а заинтересованности работать в рыночных отношениях у них нет. Любопытным может быть опыт Германии и Франции — там создают территориальные центры культуры и досуга на базе перепрофилированных промышленных объектов. Ныне на грани закрытия — целая сеть многих заводов, в том числе и сахарных, построенных еще представителями династии Терещенко. Эти заводы в современных условиях по многим причинам не смогли выжить. Но эти же сооружения — образцы очень интересной архитектуры. В провинции их разбирают по кирпичу… А можно было бы там организовать центры досуга.

 

 

— Но ведь понимают многие люди, что такое их жизненное пространство. Особенно ярко это проявляется в Киеве, когда жители протестуют против агрессивных застроек, ратуют за сохранение зеленых зон и архитектурных памятников.

 

 

— Я принимал участие в обсуждении генерального плана развития Киева. Минкульт будет активно вмешиваться в эти процессы. Мне, кстати, очень импонирует активная и даже наступательная позиция президента относительно охраны культурного наследия.

 

— Политика — командная игра. Вы уже сформировали свою команду для этой игры на большом поле?

 

— У меня нет своего теневого министерства. Но надеюсь найти своих приверженцев в этих стенах. Надеюсь, что придут и новые люди извне...

 

— Теперь от общественного к личному. Ведь для многих вы, образно говоря, «темная лошадка», то есть о вас практически и фактически ничего не извест­но. Где жили? Где учились?

 

— Автобиографию рассказать?

 

 

— Родился на Житомирщине, в очень древнем селе Врубливка. Раньше это был Дзержинский район, а недавно ему вернули исконное название — Романовский. Кстати, в том же Романове родился и Борис Тарасюк…

 

 

— Ну мы-то с ним никак не пересекались! Мой отец — сельский учитель, мама — медсестра. Среда была межнациональная — украинцы, русские, евреи, поляки… С детст­ва помню, что дважды мог колядовать — по католическому и православному обрядам. Отец вернулся с войны покалеченным, но сохранил какой-то внутренний стержень, никогда и ни перед кем не прогибался. Хотел сначала учиться на док­тора во Львовском мединституте, но открылись раны, и он вернулся учиться на педагога. И в нашем селе, и в том же районе есть много садов, вы­ращенных отцом. С ним я принимал участие в самодеятельном теат­ре — играли «Назара Стодолю». У меня до сих пор сохранилась вышитая мамой сорочка, которую я надел, когда отмечали 150-летие со дня рождения Шевченко. Отец тогда ска­зал мне: «Пишаймося, ми з то­бою — українці!» Отца давно нет — он умер, когда мне было 11 лет. Слава Богу жива мама. Еще есть сестра…

 

 

— После десятилетки, в 1974-м, я отправился в Одессу — решил поступать в политех. Хотя уже тогда очень интересовался историей. Выбрал факультет — электромеханический. Кстати, еще один нынешний министр, уже энергетики, учился на курс позже меня…

 

— Опять?

 

— Он об этом не знает… Тогда в Одессе была очень интересная жизнь. Даже запрещенного Фрейда читали. Я в комсомольских организациях никогда не работал, зато занимался спортивным туризмом…

 

 

— Мой сын однажды задал по поиску нашу фамилию в Интернете — и обнаружил, что туристический клуб «Романтик», с которым я не имею ничего общего последние 25 лет, все же на своем сайте размес­тил обо мне информацию — и о мо­их походах в Лапландские тундры, и о моем плавании по Черемошу…

 

— Сын чем занимается?

 

— Обучается в университете культуры и искусств.

 

 

— На факультете менеджмента и экономики. Дочь закончила тот же вуз. Она работала историком-музееведом в Национальном музее имени Шевченко в Киеве. А я после распределения из Одесского политеха я занимался и научной работой, и технической… Есть даже мои изобретения…

 

— Что интересного изобрели?

 

— Это называется «Стартер синхронного трехфазового двигателя переменного напряжения, приспособленного для механической укладки». Между прочим, это изобретение засвидетельствовано официально. После этого я и пошел на повышение. И даже получил прибавку к зарплате… 

 

Олес Вергелис, Николай Скиба, «Зеркало Недели»