Америку разбил паралич
В августе мы опубликовали статью, само название которой – "После войны с терроризмом" ("Beyond the War on Terror") – выражало нашу мысль о том, что в американской политике начинается новый этап. Мы утверждали, что США уже достигли большинства поставленных задач с точки зрения сдерживания, а затем и разгрома "Аль-Каиды".
По нашему мнению, главным элементом этого плана стала война в Ираке, и, несмотря на то, что ужасное насилие в этой стране продолжается, Соединенным Штатам удалось добиться основных своих стратегических целей. Саудовская Аравия, Сирия, и – пусть в меньшей степени – Иран, рассматривая "Аль-Каиду" как стратегическую угрозу собственной безопасности, сотрудничают с Вашингтоном в ее ликвидации.
В августе мы опубликовали статью, само название которой – "После войны с терроризмом" ("Beyond the War on Terror") – выражало нашу мысль о том, что в американской политике начинается новый этап. Мы утверждали, что США уже достигли большинства поставленных задач с точки зрения сдерживания, а затем и разгрома "Аль-Каиды".По нашему мнению, главным элементом этого плана стала война в Ираке, и, несмотря на то, что ужасное насилие в этой стране продолжается, Соединенным Штатам удалось добиться основных своих стратегических целей. Саудовская Аравия, Сирия, и – пусть в меньшей степени – Иран, рассматривая "Аль-Каиду" как стратегическую угрозу собственной безопасности, сотрудничают с Вашингтоном в ее ликвидации.
В августе мы опубликовали статью, само название которой – "После войны с терроризмом" ("Beyond the War on Terror") – выражало нашу мысль о том, что в американской политике начинается новый этап. Мы утверждали, что США уже достигли большинства поставленных задач с точки зрения сдерживания, а затем и разгрома "Аль-Каиды".
По нашему мнению, главным элементом этого плана стала война в Ираке, и, несмотря на то, что ужасное насилие в этой стране продолжается, Соединенным Штатам удалось добиться основных своих стратегических целей. Саудовская Аравия, Сирия, и – пусть в меньшей степени – Иран, рассматривая "Аль-Каиду" как стратегическую угрозу собственной безопасности, сотрудничают с Вашингтоном в ее ликвидации.
Наступательный потенциал этой организации резко ослаблен: если 11 сентября 2001 г. она сумела организовать теракты, изменившие мир, то в этом году серия взрывов в лондонском метро не вызвала у британских властей даже мысли о какой-либо корректировке политического курса. Конечно, террористические организации и сегодня действуют по всему миру, но любые их акции уже, по сути, неспособны повлиять на внешнюю политику Вашингтона. Казалось, остается лишь провести окончательную "зачистку", и Соединенные Штаты могут перейти к по-настоящему серьезным делам: "держать взаперти" китайского джинна, и "загонять внутрь" джинна российского.
Однако иракская история так и не завершилась безмятежным "эпилогом", и окончательные соглашения между тамошними политическими силами, до которых, как казалось в августе, уже рукой подать, до сих пор не достигнуты. Тем временем американское общество устало от войны – особенно с учетом того, что число погибших в Ираке американцев уже перевалило за 2100 – и это не может не отражаться на популярности Буша.
Однако подлинным 'переломным моментом' для нынешней администрации стал не Ирак, а ураган "Катрина". Справедливо или нет, но в обществе возникло мнение, что Буш не только не сумел подготовить страну к мощным ударам стихии, но и проявил черствость в условиях гуманитарной катастрофы, разразившейся в Новом Орлеане. Эта убежденность сплотила оппозицию слева, лишила президента помощи центристских сил, и привела к образованию "трещин" в нерушимом едином фронте американских правых. В результате возникла опасность утраты президентом поддержки своего основного электората, а без нее ни один глава государства не способен эффективно управлять страной. Именно из-за этого государственные деятели прошлого – например, Вильсон, Трумэн, Джонсон и Никсон – пополняли когорту "президентов-неудачников".
После "Катрины" фортуна продолжает изменять администрации Буша: об этом красноречивее всего свидетельствуют три ее недавние неудачи. Во-первых, главному союзнику администрации в Конгрессе – лидеру республиканского большинства в Палате представителей Тому Делэю (Tom DeLay) – предъявлено обвинение в злоупотреблениях при сборе средств на предвыборную кампанию. Во-вторых, попытки Белого дома "протащить" Гарриет Майерс (Harriet Miers) в состав Верховного суда привели к расколу в Республиканской партии. И, наконец, главе аппарата вице-президента Льюису Либби (Lewis Libby) – предъявлены уголовные обвинения сразу по пяти пунктам, включая дачу ложных показаний и препятствование правосудию, в рамках уголовного дела об утечке в прессу данных о личности сотрудницы ЦРУ, работавшей под прикрытием. Само же расследование вполне может закончиться обвинениями против главного политического стратега администрации Карла Роува (Karl Rove), а то и самого вице-президента.
В результате этих скандалов администрация Буша утратила поддержку "религиозного" крыла Республиканской партии и тех, кто возводит во главу угла вопросы национальной обороны. Из-за этого, а также в связи с "выходом из игры" Делэя, акции президента упали настолько низко, что он больше не может попросту вызывать к себе наиболее влиятельных конгрессменов: о таких встречах Бушу теперь приходится долго договариваться. Во внешней политике его связывает по рукам и ногам конфликт в Ираке, а из-за стремления лидеров Конгресса держаться подальше от президента, законодательные инициативы Буша в последние месяцы даже не сдвинулись с места.
Даже если Бушу удастся оправиться от этих поражений, по крайней мере полгода администрация будет крайне слаба. Если же ему это не удастся, период бессилия продлится до 20 января 2009 г. А за три года может произойти многое. Кроме того, так уж сложилось, что Соединенные Штаты – не единственная держава, переживающая сегодня кризис уверенности в себе и способности к активным действиям.
Европа тоже парализована
Провал референдумов по конституции ЕС в Голландии и Франции в начале лета стал не просто неудачным голосованием: он свидетельствует о крахе самой идеи преобразования Европы в наднациональное "супергосударство". Ведь в конечном итоге институты Евросоюза в их нынешнем виде – результат действий Франции, стремившейся превратить страны континента в свой 'домен', которым она будет управлять и с его помощью осуществлять свое влияние. Франция всегда стремилась 'прыгать выше головы' на международной арене, и объединенная Европа должна была служить трамплином для достижения этой цели.
Однако в мае французский народ отверг конституцию ЕС – а вместе с ней и французскую концепцию объединенной Европы. Во многом это произошло из-за того, что французы осознали: эта идея превратилась в несбыточную мечту. Другие европейские государства не желали превращаться в вассалов Парижа, и как только французы поняли, что их страна – лишь одна из участниц (а значит и "подданных") еэсовских институтов, французский национализм возобладал над стремлением построить Европу по французскому "проекту". По мере расширения Союза понятие "Европа" стало означать и то, что Франция не всегда сможет играть в Брюсселе первую скрипку. Что, в конечном итоге, оказалось для французов неприемлемым. Но это – далеко не единственный сбой в "механизме" объединенной Европы.
Британия получает компенсационные выплаты из бюджета Евросоюза за те периоды, когда она вносит туда больше, чем получает (а такое происходит каждый год). Франция, убедившая Германию поддержать ее требования, добилась гарантированного права на четверть всех сельскохозяйственных субсидий в рамках ЕС, и это несмотря на то, что она числится среди богатейших стран-участниц Союза. Теперь, после того как в 2004 г. ЕС пополнился 10 новыми – и отнюдь не богатыми – членами, эти два направления его финансовой политики вступили в прямое противоречие друг с другом.
Другими словами, чтобы французы могли сохранить сельскохозяйственную "кормушку", должно произойти одно из двух: либо британцам придется пожертвовать своей компенсацией, либо Брюссель должен будет урезать новым странам-участницам дотации на развитие – а ведь это единственная статья бюджета ЕС, которая дает реальную отдачу. Семейные ссоры из-за денег – всегда самые ожесточенные, и нынешний спор вновь привлек внимание к вопросам о фундаментальных основах Союза, а также преимуществах и недостатках его расширения – как в прошлом, так и в будущем.
Теперь, когда идею европейского "сверхгосударства" можно сдавать в утиль, потенциал "объединенной Европы" на международной арене ограничивается возможностями ее стран-участниц. Причем, помимо того, что по своему влиянию эти державы несопоставимы с Вашингтоном, они почти в такой же степени, как США, охвачены внутриполитическими неурядицами.
Франция еще не успела опомниться после провала референдума по еэсовской конституции, а ей уже приходится иметь дело с культурными, политическими и экономическими последствиями трехнедельных расовых волнений. Из-за позиции Великобритании по вопросу о сокращении бюджета ЕС [нежелания частично отказаться от компенсационных выплат без пересмотра других расходов ЕС, в частности, размеров сельскохозяйственных субсидий – прим. перев.], ее влияние в объединенной Европе резко ослабло. Впрочем, куда важнее другое: правительство Блэра впервые потерпело неудачу в парламенте [в ноябре Палата общин проголосовала против пакета "антитеррористических" поправок к законодательству, предложенных кабинетом – прим. перев.] – а это обычно становится предвестником того, что очередному премьеру скоро придется добавить к этому почетному званию приставку "экс".
В Германии у канцлера Ангелы Меркель только что закончилась первая рабочая неделя на этом посту. У нового канцлера больше шансов начать "с чистого листа", чем у любого из европейских лидеров – для этого она может начать сближение с малыми странами Европы и Соединенными Штатами. Но даже если во внешней политике Меркель удастся добиться невероятных успехов, и к тому же уберечь хрупкую "право-левую" коалицию от распада из-за межпартийных дрязг, на все это понадобится немало времени. А пока Европа, как и Соединенные Штаты, в играх на международном поле вынуждена довольствоваться местом на скамейке запасных.
Кот из дома, мыши в пляс
В результате на международной арене воцарилась ничем не ограниченная свобода. Последние 15 лет мы постепенно шли к реально однополярному миру. Одной из попыток остановить это движение была французская концепция Евросоюза, другой – спорадические усилия России и Китая по сколачиванию громоздкой коалиции, включающей Индию, Бразилию или Иран. Однако эти попытки в конечном итоге обречены – хотя бы из-за географических факторов.
Евросоюз в политическом плане вообще не имел шансов превратиться в "сверхдержаву": британцы, ирландцы, испанцы, португальцы, эстонцы, латыши, литовцы, поляки, венгры, чехи, словаки, словенцы, румыны, болгары, греки, итальянцы, голландцы, датчане, шведы и финны никогда не позволили бы Парижу и Берлину диктовать им экономический курс или политику безопасности. Идея многополярного мира попросту нереалистична. Две державы, имеющие общую границу по суше, способны создать союз только в том случае, если обеим грозит смертельная опасность, или одна из них становится "младшим партером" другой, – кстати, поэтому мы с таким интересом наблюдаем за развитием российско-китайских отношений – а если взглянуть на основные направления внешней торговли таких стран, как Индия и Бразилия, сразу станет ясно, что любые политические амбиции по формированию антиамериканского альянса по сути ограничиваются пустой риторикой. Из-за этих факторов Соединенные Штаты без особого труда срывают подобные союзы – уже одна география практически гарантирует Вашингтону подавляющее превосходство над любыми соперниками – а потому после распада СССР могущество США, по сравнению с другими державами, постоянно нарастало.
Но что происходит, если все внимание державы-гегемона переключается на внутриполитические события? Когда нечто подобное произошло с Россией – в годы первого президентского срока Владимира Путина – НАТО и Евросоюз "поглотили" Восточную Европу, США разместили войска в Центральной Азии, Китай – а отнюдь не Россия- "наложил лапу" на энергоресурсы Казахстана и принялся выращивать свои "сто цветов" в Сибири (руками мигрантов), а "цветные революции" вырвали из-под контроля Москвы Украину, Кыргызстан и Грузию.
Однако сегодня Соединенные Штаты – да и Запад в целом – полностью "углубились в самосозерцание". Рано или поздно этот период "невнимания" – даже если он продлится до следующих выборов в США – подойдет к концу, поэтому главный лозунг сегодняшнего дня – лови момент! Лидеров стран, которые часто конфликтуют с Вашингтоном, мучает один вопрос: как извлечь максимальную выгоду из ситуации, пока Вашингтон уставился на собственный пуп?
Президент Венесуэлы Уго Чавес всегда старался воспользоваться тем, что у Белого дома до него просто "не доходили руки", и ближайшие месяцы не станут в этом смысле исключением. Его пример для подражания – Симон Боливар: Чавес использует солидные доходы от экспорта нефти для расширения своего политического влияния на континенте, манипулируя выборами в Боливии и Гондурасе, поддерживая движения индейцев в Эквадоре; скорее всего, без финансовой помощи венесуэльского лидера не обходятся и левые силы Колумбии, недавно объединившиеся в коалицию под названием Независимый демократический полюс. Президент соседней Бразилии Луис Инасио Лула да Силва – политик не столь амбициозный, но и он явно стремится повысить свою популярность, блокируя усилия США по созданию в Западном полушарии зоны свободной торговли, а ведь это краеугольный камень политики Вашингтона в Латинской Америке.
Теперь обратимся к Азии. Пхеньян нынешняя ситуация должна приводить в дикий восторг: всякий раз, когда внимание США отвлекают другие события, Северная Корея тут же организует какой-нибудь кризис и добивается уступок от соседних стран. Пекин, которого "самоуглубление" Вашингтона также не может не радовать, будет, однако, действовать куда осторожнее. Для Китая выход США из игры означает прежде всего возможность не торопясь "довести до ума" собственную экономику. В результате Пекин сможет "притормозить" пересмотр финансовой политики, сохраняя фиксированный курс юаня; кроме того, теперь ему незачем тревожиться, что Вашингтон использует в своих интересах социальное брожение в стране, вызванное замедленным темпом экономических реформ.
На Ближнем Востоке – в регионе, где США после событий 11 сентября проявляют наибольшую внешнеполитическую активность – последствия нынешней ситуации с точки зрения политики друзей и для врагов Америки будут еще значительнее.
Премьер-министру Израиля Ариэлю Шарону теперь достаточно будет лишь вежливо кивать в ответ на требования США, и одновременно навязывать палестинцам собственный вариант мирного урегулирования, который последним вряд ли понравится. Давление Вашингтона на Саудовскую Аравию и Египет, чтобы заставить их провести политические реформы, либо ослабнет, либо будет просто игнорироваться. Сирия только что получила политический эквивалент "оправдательного приговора" (а значит, ей фактически сошло с рук убийство бывшего премьера Ливана Рафика Аль-Харири (Rafik al-Hariri), и никто не помешает Дамаску поддерживать свою гегемонию в этой соседней стране). Кроме того, если вы считали иранскую ядерную программу серьезнейшей международной проблемой, подождите – ягодки еще впереди.
Ситуация в Ираке, к сожалению, скорее всего будет и дальше ухудшаться. Без американского давления у Сирии, Саудовской Аравии и Ирана не будет особых причин заставлять лидеров тамошних этнических и религиозных групп садиться за стол переговоров, и напротив, появится немало стимулов манипулировать событиями в собственных интересах – а это при любом варианте усугубит и без того незавидное положение американцев. Вашингтону уже не хватает влияния, чтобы гарантировать продолжение переговорного процесса между курдами, шиитами и суннитами, не говоря уже о заключении дееспособного соглашения о разделе власти, так что ему по-прежнему придется выступать в роли "деда Мороза", вытаскивая из мешка все новые уступки, чтобы ситуация хотя бы не менялась к худшему. Ну, и конечно, с повстанцами в Ираке еще не покончено.
Соединенные Штаты и сегодня (хотя эти операции уже не попадают в заголовки новостей) преследуют руководителей Аль-Каиды по всему афгано-пакистанскому пограничью, но это станет необыкновенно трудной задачей без активного участия пакистанских войск. Однако, чтобы обеспечить такое сотрудничество, на Исламабад необходимо постоянно давить. Без энергичного "выкручивания рук" со стороны Вашингтона президенту Пакистана генералу Первезу Мушаррафу вряд ли захочется проводить политику, из-за которой его режим может рухнуть, а сам он рискует получить пулю в лоб.
Однако иракская история так и не завершилась безмятежным "эпилогом", и окончательные соглашения между тамошними политическими силами, до которых, как казалось в августе, уже рукой подать, до сих пор не достигнуты. Тем временем американское общество устало от войны – особенно с учетом того, что число погибших в Ираке американцев уже перевалило за 2100 – и это не может не отражаться на популярности Буша.
Однако подлинным 'переломным моментом' для нынешней администрации стал не Ирак, а ураган "Катрина". Справедливо или нет, но в обществе возникло мнение, что Буш не только не сумел подготовить страну к мощным ударам стихии, но и проявил черствость в условиях гуманитарной катастрофы, разразившейся в Новом Орлеане. Эта убежденность сплотила оппозицию слева, лишила президента помощи центристских сил, и привела к образованию "трещин" в нерушимом едином фронте американских правых. В результате возникла опасность утраты президентом поддержки своего основного электората, а без нее ни один глава государства не способен эффективно управлять страной. Именно из-за этого государственные деятели прошлого – например, Вильсон, Трумэн, Джонсон и Никсон – пополняли когорту "президентов-неудачников".
После "Катрины" фортуна продолжает изменять администрации Буша: об этом красноречивее всего свидетельствуют три ее недавние неудачи. Во-первых, главному союзнику администрации в Конгрессе – лидеру республиканского большинства в Палате представителей Тому Делэю (Tom DeLay) – предъявлено обвинение в злоупотреблениях при сборе средств на предвыборную кампанию. Во-вторых, попытки Белого дома "протащить" Гарриет Майерс (Harriet Miers) в состав Верховного суда привели к расколу в Республиканской партии. И, наконец, главе аппарата вице-президента Льюису Либби (Lewis Libby) – предъявлены уголовные обвинения сразу по пяти пунктам, включая дачу ложных показаний и препятствование правосудию, в рамках уголовного дела об утечке в прессу данных о личности сотрудницы ЦРУ, работавшей под прикрытием. Само же расследование вполне может закончиться обвинениями против главного политического стратега администрации Карла Роува (Karl Rove), а то и самого вице-президента.
В результате этих скандалов администрация Буша утратила поддержку "религиозного" крыла Республиканской партии и тех, кто возводит во главу угла вопросы национальной обороны. Из-за этого, а также в связи с "выходом из игры" Делэя, акции президента упали настолько низко, что он больше не может попросту вызывать к себе наиболее влиятельных конгрессменов: о таких встречах Бушу теперь приходится долго договариваться. Во внешней политике его связывает по рукам и ногам конфликт в Ираке, а из-за стремления лидеров Конгресса держаться подальше от президента, законодательные инициативы Буша в последние месяцы даже не сдвинулись с места.
Даже если Бушу удастся оправиться от этих поражений, по крайней мере полгода администрация будет крайне слаба. Если же ему это не удастся, период бессилия продлится до 20 января 2009 г. А за три года может произойти многое. Кроме того, так уж сложилось, что Соединенные Штаты – не единственная держава, переживающая сегодня кризис уверенности в себе и способности к активным действиям.
Европа тоже парализована
Провал референдумов по конституции ЕС в Голландии и Франции в начале лета стал не просто неудачным голосованием: он свидетельствует о крахе самой идеи преобразования Европы в наднациональное "супергосударство". Ведь в конечном итоге институты Евросоюза в их нынешнем виде – результат действий Франции, стремившейся превратить страны континента в свой 'домен', которым она будет управлять и с его помощью осуществлять свое влияние. Франция всегда стремилась 'прыгать выше головы' на международной арене, и объединенная Европа должна была служить трамплином для достижения этой цели.
Однако в мае французский народ отверг конституцию ЕС – а вместе с ней и французскую концепцию объединенной Европы. Во многом это произошло из-за того, что французы осознали: эта идея превратилась в несбыточную мечту. Другие европейские государства не желали превращаться в вассалов Парижа, и как только французы поняли, что их страна – лишь одна из участниц (а значит и "подданных") еэсовских институтов, французский национализм возобладал над стремлением построить Европу по французскому "проекту". По мере расширения Союза понятие "Европа" стало означать и то, что Франция не всегда сможет играть в Брюсселе первую скрипку. Что, в конечном итоге, оказалось для французов неприемлемым. Но это – далеко не единственный сбой в "механизме" объединенной Европы.
Британия получает компенсационные выплаты из бюджета Евросоюза за те периоды, когда она вносит туда больше, чем получает (а такое происходит каждый год). Франция, убедившая Германию поддержать ее требования, добилась гарантированного права на четверть всех сельскохозяйственных субсидий в рамках ЕС, и это несмотря на то, что она числится среди богатейших стран-участниц Союза. Теперь, после того как в 2004 г. ЕС пополнился 10 новыми – и отнюдь не богатыми – членами, эти два направления его финансовой политики вступили в прямое противоречие друг с другом.
Другими словами, чтобы французы могли сохранить сельскохозяйственную "кормушку", должно произойти одно из двух: либо британцам придется пожертвовать своей компенсацией, либо Брюссель должен будет урезать новым странам-участницам дотации на развитие – а ведь это единственная статья бюджета ЕС, которая дает реальную отдачу. Семейные ссоры из-за денег – всегда самые ожесточенные, и нынешний спор вновь привлек внимание к вопросам о фундаментальных основах Союза, а также преимуществах и недостатках его расширения – как в прошлом, так и в будущем.
Теперь, когда идею европейского "сверхгосударства" можно сдавать в утиль, потенциал "объединенной Европы" на международной арене ограничивается возможностями ее стран-участниц. Причем, помимо того, что по своему влиянию эти державы несопоставимы с Вашингтоном, они почти в такой же степени, как США, охвачены внутриполитическими неурядицами.
Франция еще не успела опомниться после провала референдума по еэсовской конституции, а ей уже приходится иметь дело с культурными, политическими и экономическими последствиями трехнедельных расовых волнений. Из-за позиции Великобритании по вопросу о сокращении бюджета ЕС [нежелания частично отказаться от компенсационных выплат без пересмотра других расходов ЕС, в частности, размеров сельскохозяйственных субсидий – прим. перев.], ее влияние в объединенной Европе резко ослабло. Впрочем, куда важнее другое: правительство Блэра впервые потерпело неудачу в парламенте [в ноябре Палата общин проголосовала против пакета "антитеррористических" поправок к законодательству, предложенных кабинетом – прим. перев.] – а это обычно становится предвестником того, что очередному премьеру скоро придется добавить к этому почетному званию приставку "экс".
В Германии у канцлера Ангелы Меркель только что закончилась первая рабочая неделя на этом посту. У нового канцлера больше шансов начать "с чистого листа", чем у любого из европейских лидеров – для этого она может начать сближение с малыми странами Европы и Соединенными Штатами. Но даже если во внешней политике Меркель удастся добиться невероятных успехов, и к тому же уберечь хрупкую "право-левую" коалицию от распада из-за межпартийных дрязг, на все это понадобится немало времени. А пока Европа, как и Соединенные Штаты, в играх на международном поле вынуждена довольствоваться местом на скамейке запасных.
Кот из дома, мыши в пляс
В результате на международной арене воцарилась ничем не ограниченная свобода. Последние 15 лет мы постепенно шли к реально однополярному миру. Одной из попыток остановить это движение была французская концепция Евросоюза, другой – спорадические усилия России и Китая по сколачиванию громоздкой коалиции, включающей Индию, Бразилию или Иран. Однако эти попытки в конечном итоге обречены – хотя бы из-за географических факторов.
Евросоюз в политическом плане вообще не имел шансов превратиться в "сверхдержаву": британцы, ирландцы, испанцы, португальцы, эстонцы, латыши, литовцы, поляки, венгры, чехи, словаки, словенцы, румыны, болгары, греки, итальянцы, голландцы, датчане, шведы и финны никогда не позволили бы Парижу и Берлину диктовать им экономический курс или политику безопасности. Идея многополярного мира попросту нереалистична. Две державы, имеющие общую границу по суше, способны создать союз только в том случае, если обеим грозит смертельная опасность, или одна из них становится "младшим партером" другой, – кстати, поэтому мы с таким интересом наблюдаем за развитием российско-китайских отношений – а если взглянуть на основные направления внешней торговли таких стран, как Индия и Бразилия, сразу станет ясно, что любые политические амбиции по формированию антиамериканского альянса по сути ограничиваются пустой риторикой. Из-за этих факторов Соединенные Штаты без особого труда срывают подобные союзы – уже одна география практически гарантирует Вашингтону подавляющее превосходство над любыми соперниками – а потому после распада СССР могущество США, по сравнению с другими державами, постоянно нарастало.
Но что происходит, если все внимание державы-гегемона переключается на внутриполитические события? Когда нечто подобное произошло с Россией – в годы первого президентского срока Владимира Путина – НАТО и Евросоюз "поглотили" Восточную Европу, США разместили войска в Центральной Азии, Китай – а отнюдь не Россия- "наложил лапу" на энергоресурсы Казахстана и принялся выращивать свои "сто цветов" в Сибири (руками мигрантов), а "цветные революции" вырвали из-под контроля Москвы Украину, Кыргызстан и Грузию.
Однако сегодня Соединенные Штаты – да и Запад в целом – полностью "углубились в самосозерцание". Рано или поздно этот период "невнимания" – даже если он продлится до следующих выборов в США – подойдет к концу, поэтому главный лозунг сегодняшнего дня – лови момент! Лидеров стран, которые часто конфликтуют с Вашингтоном, мучает один вопрос: как извлечь максимальную выгоду из ситуации, пока Вашингтон уставился на собственный пуп?
Президент Венесуэлы Уго Чавес всегда старался воспользоваться тем, что у Белого дома до него просто "не доходили руки", и ближайшие месяцы не станут в этом смысле исключением. Его пример для подражания – Симон Боливар: Чавес использует солидные доходы от экспорта нефти для расширения своего политического влияния на континенте, манипулируя выборами в Боливии и Гондурасе, поддерживая движения индейцев в Эквадоре; скорее всего, без финансовой помощи венесуэльского лидера не обходятся и левые силы Колумбии, недавно объединившиеся в коалицию под названием Независимый демократический полюс. Президент соседней Бразилии Луис Инасио Лула да Силва – политик не столь амбициозный, но и он явно стремится повысить свою популярность, блокируя усилия США по созданию в Западном полушарии зоны свободной торговли, а ведь это краеугольный камень политики Вашингтона в Латинской Америке.
Теперь обратимся к Азии. Пхеньян нынешняя ситуация должна приводить в дикий восторг: всякий раз, когда внимание США отвлекают другие события, Северная Корея тут же организует какой-нибудь кризис и добивается уступок от соседних стран. Пекин, которого "самоуглубление" Вашингтона также не может не радовать, будет, однако, действовать куда осторожнее. Для Китая выход США из игры означает прежде всего возможность не торопясь "довести до ума" собственную экономику. В результате Пекин сможет "притормозить" пересмотр финансовой политики, сохраняя фиксированный курс юаня; кроме того, теперь ему незачем тревожиться, что Вашингтон использует в своих интересах социальное брожение в стране, вызванное замедленным темпом экономических реформ.
На Ближнем Востоке – в регионе, где США после событий 11 сентября проявляют наибольшую внешнеполитическую активность – последствия нынешней ситуации с точки зрения политики друзей и для врагов Америки будут еще значительнее.
Премьер-министру Израиля Ариэлю Шарону теперь достаточно будет лишь вежливо кивать в ответ на требования США, и одновременно навязывать палестинцам собственный вариант мирного урегулирования, который последним вряд ли понравится. Давление Вашингтона на Саудовскую Аравию и Египет, чтобы заставить их провести политические реформы, либо ослабнет, либо будет просто игнорироваться. Сирия только что получила политический эквивалент "оправдательного приговора" (а значит, ей фактически сошло с рук убийство бывшего премьера Ливана Рафика Аль-Харири (Rafik al-Hariri), и никто не помешает Дамаску поддерживать свою гегемонию в этой соседней стране). Кроме того, если вы считали иранскую ядерную программу серьезнейшей международной проблемой, подождите – ягодки еще впереди.
Ситуация в Ираке, к сожалению, скорее всего будет и дальше ухудшаться. Без американского давления у Сирии, Саудовской Аравии и Ирана не будет особых причин заставлять лидеров тамошних этнических и религиозных групп садиться за стол переговоров, и напротив, появится немало стимулов манипулировать событиями в собственных интересах – а это при любом варианте усугубит и без того незавидное положение американцев. Вашингтону уже не хватает влияния, чтобы гарантировать продолжение переговорного процесса между курдами, шиитами и суннитами, не говоря уже о заключении дееспособного соглашения о разделе власти, так что ему по-прежнему придется выступать в роли "деда Мороза", вытаскивая из мешка все новые уступки, чтобы ситуация хотя бы не менялась к худшему. Ну, и конечно, с повстанцами в Ираке еще не покончено.
Соединенные Штаты и сегодня (хотя эти операции уже не попадают в заголовки новостей) преследуют руководителей Аль-Каиды по всему афгано-пакистанскому пограничью, но это станет необыкновенно трудной задачей без активного участия пакистанских войск. Однако, чтобы обеспечить такое сотрудничество, на Исламабад необходимо постоянно давить. Без энергичного "выкручивания рук" со стороны Вашингтона президенту Пакистана генералу Первезу Мушаррафу вряд ли захочется проводить политику, из-за которой его режим может рухнуть, а сам он рискует получить пулю в лоб.
Максим Коробочкин , ИноСМИ.Ru