В психологии есть известная формула: «Безвыходная ситуация — это ситуация, очевидный выход из которой вам не нравится». Если попытаться в одной фразе выразить сущность европейских дискуссий о борьбе с финансовым кризисом, то она сводится к этой же формуле.

Европейские элиты слова дефолт боятся даже больше, чем наши слова «революция». Впрочем, одно не так уж отличается от другого. Ведь и в обоих случаях речь идет не просто о неприятном событии, но о радикальной смене политики. И если дефолт не приводит сам по себе к революции, то он, по крайней мере, наглядно демонстрирует, что, пользуясь формулой Ленина, «верхи не могут управлять по-старому».

Парламенты и правительства обещают, что бороться против угрозы дефолта будут любой ценой, вплоть до полного разрушения хозяйства, обнищания собственного народа, если надо, даже фактической ликвидации государства, готовясь отдавать иностранцам компании, территории, месторождения. В Греции экономика превращается в руины, которые, в отличие от Античных развалин, вряд ли привлекут туристов и инвесторов. На Кипре во время бурных парламентских дебатов о долговом кризисе произносились любые слова, обсуждались самые разные планы, кроме только единственно очевидной перспективы — объявления дефолта и возврата к национальной валюте.

Между тем Исландия объявила дефолт и национализировала банки уже некоторое время назад. Сегодня потомки викингов наблюдают за событиями на противоположном конце Европы с нескрываемым недоумением. Очевидные факты говорят, что использованный ими метод сработал: скандинавский остров является сейчас, пожалуй, единственным местом на Западе, откуда в экономические разделы газет приходят только хорошие новости. Производство растет, уровень жизни практически не пострадал, местная валюта стабильна, постоянно увеличивается поток туристов, предпочитающих суровый климат Исландии солнечным пляжам Средиземноморья.

Неплатежеспособность банковских систем и правительств Южной Европы уже очевидна, и признание банкротства является единственным способом перезапустить экономический механизм. Разумеется, это автоматически приведет к распаду еврозоны и возвращению ряда стран к национальным валютам, либо к созданию на месте единой денежной системы в рамках Европейского Союза нескольких параллельно существующих региональных валют. Ничего страшного в этом нет, подобное в экономической истории происходило неоднократно и негативные последствия подобных решений не шли ни в какое сравнение с потрясениями, потерями и катастрофами, на которые обрекают свои страны политики в процессе борьбы за «спасение от дефолта». Главная беда, впрочем, состоит даже не в том, насколько масштабными и болезненными являются жертвы, приносимые населением южноевропейских стран. Хуже то, что все эти жертвы совершенно напрасны, как уже показал опыт прошедших трех лет. Отодвигая угрозу государственного банкротства и спасая банки ценой разрушения общества, эта политика не разрешает проблему, а наоборот усугубляет её. Все диспропорции и противоречия, разрушающие систему, сохраняются и воспроизводятся, а угроза краха возвращается снова и снова на каждом новом витке кризиса, который преодолеть не удается именно потому, что не принимают мер, для того, чтобы радикально разрешить противоречия.

Кризис принял форму какой-то кочующей катастрофы, перемещающейся из одной части Европы в другую. Как только в одном месте заявляют, что ценой героических усилий и великих жертв состоялось очередное «спасение», как в другом месте возникает новая угроза. Дефолт ждали в Греции в 2011 году, а получили на Кипре в 2013. Такое впечатление, будто его доставляла «Почта России».

Перемещение кризиса из страны в страну связано с потоками спекулятивного капитала, которые двигаются по континенту и по всему миру, разнося кризисную заразу так же, как в Средние века полчища крыс разносили по Европе чуму. Только полный крах спекуляций, сопровождающийся уничтожением или национализацией этого капитала, может по-настоящему радикально оздоровить обстановку. Но в том-то и дело, что финансовые круги, фактически контролирующие правительства большинства стран мира, не допускают этого решения, блокируя единственный выход из кризиса.

Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман назвал произошедшее в Исландии революцией. И в самом деле, потребовался своего рода социально-политический переворот, чтобы совершить то, что, казалось бы, диктуется элементарным здравым смыслом. Однако в Исландии финансовая олигархия не успела сложиться в виде мощного политического фактора. Несмотря на стремительный рост тамошних банков, их влияние на жизнь острова не достигло ещё того критического уровня, когда общества и масс-медиа оказывались бы её фактическими заложниками. В стране с мощными традициями прямой демократии это привело в условиях кризиса к резкому политическому перелому, когда население просто отказалось мириться с «жесткой экономией». Убытки банков должны оплачивать собственники и крупные вкладчики. А если эти собственники и вкладчики являются к тому же иностранцами, то тем хуже для них. Это простое решение, очевидное с точки зрения элементарной логики, оказалось возможно в Исландии, но не в Греции. Когда после первой волны возмущения в западных столицах стало ясно, что остров на далеком Севере не удастся  принудить к повиновению (это же не Ирак и не Ливия, не посылать же туда канонерские лодки, которые исландцы ещё не дай Бог потопят), его постарались забыть. Аналитики, экономические гуру, эксперты по борьбе с кризисом говорили о чем угодно, приводили любые примеры, только бы не вспоминать про Исландию. Заговор молчания сорвал лишь упоминавшийся выше Пол Кругман, и он сразу же сделался настоящим диссидентом среди либерального экспертного сообщества.

Однако кризис на Кипре столь точно повторяет ситуацию в Исландии, что не заметить аналогий невозможно. Исландцам, конечно, повезло, что они в свое время не дали навязать себе евро, а потому перед ними не стоял и вопрос об отказе от единой валюты. Показательно, что в самый разгар банковского кризиса на острове, исландцам предложили в срочном порядке присоединиться к еврозоне, от чего они вежливо отказались. Но в конечном счете, вопрос о выходе Кипра или Греции из еврозоны является сугубо техническим. Напечатать деньги не так уж трудно, а для принудительного переноминирования банковских вкладов в местную валюту достаточно нескольких кликов «мышки». После Первой мировой войны новые национальные государства в Центральной Европе создавали свои местные валюты вообще без печатного станка — достаточно было поставить соответствующий штемпель на банкнотах распадающихся империй.

Проблема, разумеется, не в цвете и форме банкнот. И даже не в том, что местная валюта, подобно рублю в 1998 году на первых порах обесценится. Как мы знаем по собственному опыту, по опыту Аргентины 2001 года и по опыту всех без исключения других дефолтов, это автоматически ведет к повышению конкурентоспособности и возобновлению экономического роста. Проблема в том, что решение одних приведет к цепной реакции решений и поступков со стороны других. Как только обнаружится, что выход из еврозоны это вовсе не конец света, такую возможность станут рассматривать в качестве реальной альтернативы все государства Южной Европы, а также, скорее всего, Финляндия. И дело тут не в том, что евро как валюта ослабеет или потерпит крах. Оставаясь денежной единицей Германии, Франции и стран Бенилюкса, единая валюта может даже укрепиться. Но вот социально-экономическое господство финансовой олигархии будет подорвано, её способность подчинять всю жизнь общества, все политические и хозяйственные решения своим интересам уйдет в прошлое. С могуществом крупнейших банков будет покончено, а многие из этих банков сами будут национализированы. «Исландская революция» станет общеевропейской и «перманентной». Вирус распространится по континенту, это будет уже не локальное исключение, а новое правило, меняющее логику экономической жизни. А вслед за сменой правил будет меняться и общественная идеология, открываться дискуссии о новых возможностях, возвращаться в обиход обществ социалистические идеи.

Собственно ради недопущения такого сценария два с лишним года мучают Грецию, разваливают экономику Португалии, Испании и Италии. Однако похоже, что ресурс консервативной политики уже исчерпан. Занимаясь Грецией, брюссельские бюрократы и немецкое начальство европейского Центробанка упустили из виду процесс, разворачивавшийся на Кипре. В Москве тоже не осознали своевременно масштабов угрозы и не оказали помощи, в тот момент, пока ситуация, пусть и безнадежно ухудшавшаяся, ещё находилась под контролем. По факту дефолт Кипра состоялся уже в тот момент, когда правительство вынуждено было заблокировать банковские операции. Не находя иного спасения, власти Никосии перешагнули точку невозврата, сделав все дальнейшие дискуссии, по сути, бессмысленными. Если бы блокировка счетов продолжалась один или два дня, что-то ещё можно было бы исправить, но принять и реализовать план спасения за такой короткий срок оказалось невозможно. И тут уже вопрос не в сумме, которую потребовалось собрать. В масштабах континента 16 миллиардов евро не выглядят чем-то астрономическим. Кризис уже поглотил десятки триллионов долларов. Известная поговорка «время — деньги» в данном случае продемонстрировала свою правильность самым безжалостным образом. Упущенное время уже невозможно компенсировать никакими денежными вливаниями.

Пока пишется эта статья продолжаются переговоры о «спасении» Кипра между «Тройкой», представляющей кредиторов, и правительством острова. Переговоры идут туго, публику то успокаивают сообщениями о достигнутых договоренностях, то огорчают новыми разногласиями. На самом деле все участники дискуссии прекрасно понимают: спасать-то уже нечего. В Брюсселе, Берлине и Франкфурте поняли, что банковская система острова находится в коме и восстановить её нормальное функционирование уже невозможно. Пациент скорее мертв, чем жив. Даже если деньги находят, и формально дефолт предотвращают, невозможно просто разморозить счета после недельной блокировки. Единовременное снятие средств, даже при отсутствии паники, как минимум семикратно превысит норму, что само по себе автоматически создаст ещё один банковский кризис и вызовет ту самую панику, которой так боятся. А оставить счета полностью или частично замороженными на более длительный срок, значит добить финансовый сектор. Иными словами, даже если во вторник кипрский офшор будет спасен, то лишь для того, чтобы кризис повторился через несколько недель, если не дней. Если не часов. Зачем же выбрасывать деньги на спасение того, что спасти нельзя?

Немецкие политики, понимая это, заняты только поиском предлога, чтобы обосновать отказ. Кипрские депутаты на заседании парламента громогласно жалуются, что партнеры по ЕС «хотят нашей гибели». Российское телевидение транслирует заседание кипрского парламента в прямом эфире, а отечественные олигархи и представители богатого среднего класса, спрятавшие в офшоре деньги от налогов, хватаются за сердце и кошельки. Потери при любом развитии событий многократно превысят то, что они отдали бы государству, если бы честно хранили деньги на родине. Либеральные публицисты в растерянности. Они много лет убеждали себя и окружающих, будто только у нас в России частная собственность не защищена, а в «цивилизованной Европе» права собственности надежно гарантированы (собственно, ради этого и надо было «валить из этой страны», предварительно спрятав выкаченные здесь деньги в офшор). Несчастные, они по своему историческому невежеству не знали, что вся история капитализма — это история периодически повторяющихся конфискаций и взаимного отъема имущества частными лицами и государствами, о чем говорит известный марксистский лозунг «экспроприации экспроприаторов».

Легко догадаться, что непосредственные последствия кипрского кризиса для России окажутся весьма неприятными. Отечественная промышленность с января ушла в спад. В первый месяц сокращение производства составило 0,8%, а в феврале уже 2%. Для того, чтобы промышленный спад перерос в полномасштабную рецессию недоставало лишь небольшого толчка, и он последовал в форме кипрского краха. Снижая потребление в России, наша рецессия рикошетом ударит по Западной Европе, которая быстро почувствует на себе, как падает энтузиазм «русского потребителя».

Но крах Кипра, каким бы ни был он болезненным для репутации евро и для российских олигархов, станет в среднесрочной перспективе фактором оздоровления международной финансовой системы. Правительства давно говорили о том, как бы справиться с офшорами, только не могли ничего сделать. В итоге, на фоне кризиса, офшоры начинают уничтожать сами себя. Они неминуемо превращаются в гигантские пирамиды, которые рушатся, пузыри, которые лопаются. Уцелевшие капиталы побегут в старые промышленные страны, где их будут облагать налогом и заставят работать на экономическое развитие. Даже для российских банков здесь открываются некоторые шансы. Из офшоров вкладчики вернутся сильно похудевшими и ощипанными, но теперь придется жить и работать по-другому.

В таких условиях даже относительное ослабление рубля не станет серьезной проблемой, ведь выяснится, что держать деньги в стране, где есть нефть и хоть какое-то индустриальное производство надежнее, чем хранить их на острове, где сумма вкладов в 5 раз превышает валовой внутренний продукт. Препятствием для восстановления роста окажется у нас не внешняя конъюнктура и не какие-то особенности национального развития, а позиция собственного правительства, которое в течение последних дней демонстративно идентифицировало себя с офшорными олигархами, а теперь мечтает, если верить словам нашего премьера, создать собственный офшор, где-то на Дальнем Востоке, скорее всего на Сахалине (хотя с таким же успехом можно было бы использовать для этих целей московскую Болотную площадь, возведя там обещанный Дмитрием Медведевым «международный финансовый центр»). Впрочем, не исключено, что и Медведев и его правительство сами станут жертвами кипрского кризиса раньше, чем успеют продвинуться на пути осуществления своих маниловских планов.

Противоречия интересов неминуемо диктуют открытое противостояние общественных сил. Выход из экономического кризиса будет найден через политику. Правительства и правящие классы, упорствующие в нежелании менять курс, рано или поздно вынуждены будут по полной программе расплачиваться за свое упрямство. Путь к преодолению кризиса лежит не через поиск «технических решений», а через преодоление политических препятствий — слом структур и отстранение от власти групп, защищающих неолиберальные принципы.

Борис Кагарлицкий
Источник: rabkor.ru

Инф. newsland.com