Леон Арон\Leon Aron, директор российских исследований Института Американского Предпринимательства\American Enterprise Institute, автор политической биографии Бориса Ельцина «Ельцин. Революционная Жизнь»\Yeltsin. A Revolutionary Life.

- Со смертью Бориса Ельцина умер бывший президент России или умерла целая эпоха?

- Действительно, учитывая то, что ныне происходит в России, есть искушение сказать, что это конец эпохи. Но, как мне кажется, это было бы несколько близоруко. Ельцин заложил целый ряд механизмов, которые сейчас приглушены, работают вполоборота, если вообще работают. Но людьми, следящими за процессами, происходящими в России, это воспринимается как аберрация, как отклонение. Эти оценки являются таковыми именно благодаря деятельности Ельцина.

Например, выборы. При Ельцине они проходили, по крайне мере, без откровенного перегиба и вмешательства властей. Суды, которые при Ельцине начали постепенно становиться независимыми, которые даже оправдали Александра Никитина. Пресса и средства массовой информации вообще - неподцензурные, принадлежащие частным владельцам - это опять наследие эпохи Ельцина. Ну и, конечно, следует упомянуть разделение властей. Сегодня странно вспоминать, но российский парламент периодически занимался тем, что провоцировал Ельцина на наложение "вето" и впоследствии это "вето" преодолевал.

Все эти вещи не умерли вместе с Ельциным. Они приглушены, но продолжают жить в качестве какого-то норматива политической жизни.

- Владимир Путин вошел в политику в качестве наследника Ельцина. Стал ли он настоящим наследником, то есть продолжателем дела Ельцина?

- Конечно, нет. Хотя, как мне кажется, он провел сознательно или бессознательно не только Ельцина самого, но и людей, которые Ельцина окружали, особенно тех, кто способствовал выбору кандидатуры Путина как преемника.

Действительно, в первые 2-3 года правления Путина с какими-то отклонениями, но складывалось впечатление, что дело Ельцина живет и побеждает в самом широком смысле. Я имею в виду децентрализацию политики, децентрализацию России (то есть, не унитарное государство, а настоящую федерацию с выборными лидерами повсюду) и постепенный отход государства от экономики. Все эти три момента в какой-то степени продолжались с разной степенью успеха, но потом все эти вещи были перевернуты, и процесс пошел в обратном направлении.

- Современные оценки результатов правления Ельцина весьма противоречивы. Каковы результаты правления Ельцина для России? Чего все-таки было больше – «плюсов» или «минусов»?

- Очень сложно сказать. Надо понимать следующее. Есть моменты, над которыми не властен ни один лидер. Парадокс заключается в том, что позитив был привнесен волей Ельцина, кстати сказать, многим он был обязан Михаилу Горбачеву. А вот негатив, может быть, за исключением приватизации - хотя никто не может обвинять Ельцина лично в желании нагреть руки - все-таки шел помимо его воли.

Люди забывают, что страна развалилась не при Ельцине, а при Горбачеве. Коллапс экономики, когда в центре Москвы и Ленинграда люди хранили мешки с картошкой на балконах в надежде пережить голодные времена - это ведь тоже не при Ельцине и не из-за Ельцина произошло. Он унаследовал жесточайший кризис, который опять-таки не был делом его рук. Но вопрос заключается в том: сумел ли он достаточно эффективно и быстро этот кризис сузить и уничтожить, была ли его экономическая политика свободна от ошибок? Здесь ответ отрицательный. Другое дело, в человеческих ли возможностях было этот кризис предусмотреть и придумать, как с ним бороться?

Вполне понятно, что люди вспоминают невыплаты пенсий и зарплат, простаивающие заводы... Так или иначе, они отождествляют эти явления с человеком, который был во главе государства в то время. Но такова большая политика.

- Когда Вы готовили свою книгу, что Вас больше всего удивило в Ельцине?

- Понятно, что сперва вспоминается геройская личность на танке и подобные дела. Но для меня новостью стали два момента. Первый - то, как в свердловский период подготавливался Ельцин, которого мы увидели в 1990-1991-е годы. В Свердловске он устраивал встречи со студентами, на которых призывал говорить абсолютно обо всем. Он проводил спонтанные встречи с людьми... Потом, в Москве, это ему поставили в вину, назвав дешевым популизмом. Но все это не было какой-то неожиданностью, каким-то внезапным просветлением, которое испытал будущий апостол Павел на пути в Дамаск. Уже было видно, как все эти вещи подготавливались Ельциным, даже когда он был региональным лидером.

Второй удивительный момент - когда читаешь все то, что он говорил, а не то, что о нем говорят - насколько был серьезен его рост как политика и человека. Это заметно, если сравнить Ельцина образца 1987 года с той речью, которую он произнес в октябре 1991-го. Кстати, про эту речь все его критики забыли. Это было выступление перед Советом Народных Депутатов, где Ельцин агитировал проголосовать за программу приватизации и либерализации. Между прочим, проголосовали так: 896 – «за», 17 – «против». Это одна из самых сильных речей российского лидера, которые я когда-либо читал.

Если смотреть на клипы с участием Ельцина, то возникает такая картинка: рубаха-парень, с несправедливостью боролся, все импульсивно, на какой-то волне... Все это было. Но для меня стало откровением увидеть кропотливый умственный рост и, в то же время, скрупулезно проработанную политическую платформу, которую он - конечно с помощью спичрайтеров - излагал весьма и весьма убедительно.

Washington ProFile