Народный депутат и известный музыкант Ян Табачник осуществляет новый глобальный проект. В своей телевизионной программе "Честь имею пригласить" он беседует с выдающимися деятелями искусства, политиками и другими знаменитостями. Вы можете увидеть это на телевизионных экранах, а прочитать - на страницах "СН".
Жанр, в котором он работает очень трудно определить. Песня, танец, театр, слово... А еще он - писатель, киноактер, хореограф. Пожалуй, у этого жанра есть свое название, а точнее - имя. Борис Моисеев. Именно он стал гостем программы Яна Табачника "Честь имею пригласить", которую вы можете посмотреть в субботу, 24 февраля на канале НТН.
- Не хочу наш разговор с тобой превращать в сенсацию. Пусть это будет беседа двух нормальных, вменяемых людей, которые, к тому же занимаются искусством. Тем более что твой путь в искусстве очень непростой. И, тем не менее, он великий.
- Спасибо большое, дорогой Ян, что пригласил меня. Мои уши давно не слышали столько добрых и теплых слов, хотя сегодня я не обделен вниманием публики. Но слышать эти слова от тебя - особая честь. Поэтому если есть возможность, чаще приглашай меня на свою программу, чтобы мои уши расцветали и горели как алая сирень.
- Особенно в феврале... Ты знаешь, я бы тебя назвал "Черным квадратом" всей нашей эсэнгэшной эстрады. Именно из-за твоей оригинальности. Малевич в свое время этой картиной эпатировал публику - одни восхищались, другие называли его "квадрат" полным бредом... Скажи мне, твоя эпатажность - ты уже привык к ней?
- Я никогда не старался быть эпатажным человеком. Тем более, эпатажным специально... Мне кажется, что сегодняшняя публика ждет не столько эпатажа, сколько правильного диалога "актер – публика". Сегодня актеру, чтобы выжить, надо очень точно идти в ногу со временем и с публикой. Как бы это ни было трудно, надо уметь пользоваться мобильным телефоном, компьютером, писать эсэмэски, отвечать на "эмейл"...
- Ты владеешь компьютером?
- А как же - я там живу! Там все - искусство, секс, любовь, трагедия, смысл.
- Мой компьютер закончился на счетной машинке.
- Да мне и считать-то нечего... Поэтому хочу сказать, что сегодня и в жизни, и на эстраде никому не надо делать эпатаж специально. Время эпатажа закончилось. Сейчас публике и актеру нужны правильные вложения своих трудов, своих мозгов, своего таланта, чтобы идти дальше вместе по этой жизни. Время безумно летит вперед. И все чаще меня "достает" грусть. Мне кажется, что мне не хватает времени жить, не хватает времени раскрыть себя дальше... Мне не хватает времени любить. Но самое страшное - мне не хватает времени тратить себя и свои сбережения. Я имею в виду и талант и деньги.
- А ты говоришь, считать нечего...
- Ян, я не особо считаю, я не счетовод. Но я люблю красивые вещи.
- Любишь красиво жить?
- Нет, стесняюсь жить красиво, хотя, и живу в очень престижном, дорогом районе Москвы.
- В Жуковке?
- Нет, в Барвихе. Впрочем, это одно и то же, только колхозы разные. Признаюсь, что мне иногда бывает очень неудобно. Я имею в виду внутренне неудобно, когда остаешься один на один со своей совестью. Словно я не заслужил право жить в этом роскошном районе...
- А соседи кто?
- Крутые дядьки все.
- И они что, родились прямо в этих домах, в этой роскоши?
- Нет, но я все равно считаю себя каким-то ущербным. Мне даже странно. Скажи честно, Ян, ты думаешь, я придурок?
- Да нет, Боря. Я знаю, что у некоторых наших коллег комплекс неполноценности очень хорошо заменяется комплексом высокомерия.
- У меня нет этого комплекса. Я никогда себя не считал выдающимся. Я в своей актерской профессии - ученик. Недавно с Кобзоном записали новую песню. Хотя она старая, но история новая. Помните; "Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки потом...". Волновался я страшно, ведь петь впервые с самим Иосифом Давыдовичем Кобзоном! Иосиф приезжает, заходит и спрашивает: "А моя подруга приехала?". Я думаю, ... твою мать, почему я его подруга? Я же так хорошо к нему отношусь. И испугался еще больше.
Естественно у меня зажались связки, Иосиф первым спрашивает меня: "Ну, а девушки?", а я должен ответить "А девушки - потом". Ну я и ответил... Такой был хохот. Ну, ничего, со второго дубля записали. Получился красивый номер. Это я все к чему... У меня есть этот тяжелый недостаток - чувство собственной неполноценности. Откуда он, знаю. Просто не хочу эту тему повторять. О своем детстве.
- И я не хочу ворошить твое детство. Единственное могу сказать - я не всему верю, что про тебя написано. Хотя, ты ведь сам создаешь вокруг себя эту волну. Одни названия твоих спектаклей чего стоят: "Дитя порока", "Падший ангел"... Кто это все придумал?
- Конечно, я. Но, Ян, понимаешь, в моей профессии надо создавать все и всегда. Тем более человеку, который постоянно присутствует в топах России, Украины, Белоруссии, всех бывших республиках СССР. Плюс Израиль, Америка, Германия... Все время надо подкачивать публику. Это есть моя профессия, за это я получаю деньги. Я в жизни все люблю. Люблю с людьми разговаривать, люблю сидеть в одном купе, за одним столом.
Я люблю людей. Но единственное, что я ненавижу, презираю, терпеть не могу, когда ко мне подходят люди и говорят: "Можно с вами сфотографироваться?". Куда?! Для меня фотографироваться - это расстрел. Я никому не отказываю, клянусь! Боюсь обидеть людей. Но не понимаю, почему со мной надо фотографироваться?! Почему я никогда в жизни ни к кому не подошел - ни к тебе, ни к Кобзону, ни к Зыкиной, ни к Пугачевой...
- Ну почему? Я был в офисе Кобзона и видел твою фотографию. Вместе с Кобзоном.
- Это случайно нас сфотографировали. Нас, артистов, вообще фотографируют случайно, потому что каждый из нас думает: "Почему это я должен к нему подходить и предлагать фотографироваться? Пусть лучше он первый подойдет.
- Ну, хорошо, а чьи портреты висят в твоем доме?
- На самых почетных местах - портрет Иосифа Кобзона и моего президента.
- Понятно, что у тебя в кабинете есть портрет Кобзона. А случайно нет там портрета Гурченко? У тебя же именно с ними два звездных, я бы даже сказал, семейных дуэта?
- Честно скажу, портрет Гурченко я не могу повесить в своем доме. Да, она великая актриса, величайшая, но я не собираю у себя в доме великих актеров. Я собираю близких мне людей. Я очень люблю и уважаю Людмилу Марковну. Считаю, что те три строчки, которые мы спели вместе, дали мне новое дыхание. Как артисту, как художнику. Но я мужчина. Поэтому я должен говорить о женщине как можно больше красивых слов. Повторюсь, я храню портреты людей, которые хоть чуть-чуть, но дали мне что-то очень важное. У меня очень много в доме портретов. Есть портрет Аллы.
- Я всегда воспринимал тебя как человека толерантного, который воспринимает всех. И знаю, что точно так же к тебе относится большинство наших звезд. В своем цеху артистическом ты ведешь всегда себя очень пристойно и благородно.
- Спасибо. Честно говоря, я не всех уважаю. Как и меня не все уважают. В этом цеху. Ты знаешь, Ян, профессия актерская, как политика, очень сложная и скользкая в отношениях. Надо быть полным сумасшедшим, чтобы искренне восторгаться удачами своего коллеги по цеху.
- Мне нравилось, как говорил покойный Юра Богатиков, мой друг. Он говорил: "Все актеры, как дети, только письки у них как у взрослых, потому что вся наша жизнь - игра".
- Это большая писька. Поэтому всем это нравится. Поэтому всегда готовы "трахнуть" друг друга - почему она это имеет, а я нет! Вот сука!
- Слышал, книгу пишешь. Это книга воспоминаний?
- Нет, это книга наблюдений. Здесь нет воспоминаний. Дело в том, что я не хочу помнить все плохое. И стараюсь его не помнить. Это фрагменты моей жизни. Фрагменты наблюдений. Фрагменты чувств, предательств и отношений...
- Тебя много раз предавали?
- Да. Думаю да.
- Кто тебя больше предавал - мужчины, или женщины? О себе могу сказать, что лично меня всегда спасали женщины. В самые сложные минуты жизни.
- Ты не оригинален, мой хороший. Меня тоже всю жизнь женщины... Впрочем, я бы не сказал, что они меня спасали.
- Всегда, когда мне было тяжело, одиноко, появлялась подруга, которая была всегда со мной. И она отдавала мне свое тепло, а я свое тепло...
- Тепло твое, тепло мое... Меня никто не спасал. Я настолько серьезно к себе отношусь, что могу собрать себя в одну секунду и сказать себе: "Вот это ты не будешь больше делать никогда, и никогда не подойдешь к этому человеку!". У меня есть свой "СТОП", и очень серьезный.
- Но близкие люди есть у тебя?
- Конечно. Семья Кобзонов. С Нелечкой Кобзон мы дружим 33 года. А Неля с Иосифом - 30 лет. Это она мне, когда я начал строить свой дом, сказала: "Борька, а зачем тебе этот дом? Ты же один". "Неля Михайловна, - отвечаю, - никто не знает, какой ему отмерян век и когда жизнь закончится. Все, что я построю и что имею, отдам обездоленным детям. Тем, которые воспитаны без матери, без отца". Если сейчас взять и заделать ребенка, все надо менять, а я совершенно другим увлечен. Мне интересно сняться в хорошем американском кино, сделать классную программу - от этого меня прет. Я вроде взрослый дядька, но чувствую себя совершенно молодым.
- Ты живешь в роскошном доме. Как ты чувствуешь это время. И себя в этом времени?
- Поверь мне - я сейчас звезда первого эшелона в России. И, поселив себя в загородный дом в прекрасном районе, я понял, что надо мной повис тяжелый, вонючий, грязный занавес. Я никуда не могу выйти. Мне везде душно. И не потому, что я презираю этих людей.
- Это грязный занавес благополучия?
- Разумеется. Он и вонючий оказался, и грязный. А я не хочу там жить. Я вот сейчас приеду из Киева, и говорю себе - мне надо срочно приехать к себе в Москву. В Центр. Это Петровка, 38. Это духовное время, которое все мы, к сожалению, сегодня теряем. Я там жил и раньше, только в коммуналках. Сев в вагон первого класса и поехав по этой сложной магистрали, где были шикарные остановки - Харьков, Литва, Париж, Новый Орлеан, Нью-Йорк, Москва, я задаю себе вопрос: "А где же ты был счастлив, милый?". И вот, придя на роскошную станцию Барвиха я говорю: "Хочу домой обратно!"...
Беседовал Ян Табачник, специально для "CN-Столичные новости"