За нумизматикой, о Башкирцевой… Секрет ее страданий в том, что она при изумительном умственном  блеске – имела, однако, во всем только полуталанты. Ни –живописица, ни – ученый, ни – певица, хотя и       певица, и живописица, и (больше и легче всего) ученый (годы учения, усвоение лингвистики). И она все меркла, меркла неудержимо…»

Василий Розанов. Уединенное.

«Итак, первое противоречие, которое делает феномен Марии Башкирцевой столь вызывающим с точки зрения XIX века: как это дневник пишется для себя и одновременно – для всех?
Как естество интима становится искусством публичности?
Век Девятнадцатый делил эти сферы четко. Двадцатому веку он передал противоядие от авангардистской отравы: художник должен отбирать только существенное характерное общественнозначимое …

А тут что? Пыль повседневности. Поужинала. Пересчитала деньги. Подошла к зеркалу, полюбовалась румянцем…
Феномен Марии Башкирцевой – самопознание реальности, смысл которого неотделим от повседневности, «обыкновенного» течения будней, сокровение жизненного опыта, вроде бы далекого от «звездного неба над нами» и, однако, таящего «нравственный закон внутри нас»….»

Лев Аннинский. Горючие ступени. Феномен Марии Башкирцевой

Быть может, нельзя с полной определенностью сказать, к какой именно национальной культуре принадлежит творчество Марии Башкирцевой. И русские, и украинцы, и французы могут с полным правом заявить: "Она – наша!" Но стоит ли это делать? Я вспоминаю, как сильно я удивился, когда прочитал об одном украинском поэте первой половины XX века, изобразившем в своем стихотворений Марию, которая танцует с… Мазепой. Можно ли в таком случае говорить о подлинном понимании ее места в культуре?

С другой стороны, Лев Аннинский в статье «Горючие ступени. Феномен Марии Башкирцевой" говорит о пренебрежительном
отзыве Чехова о дневнике Башкирцевой: "Читаю Дневник Башкирцевой. Чепуха, но к концу повеяло чем-то человеческим". Но этот отзыв свидетествует не ценности самого Дневника, а скорее опять-таки о непонимании. И о том, что творчество Башкирцевой занимает в культуре особое место.

Посмертная публикация Дневника Марии Башкирцевой сделала ее имя популярным во всей Европе. Но именно благодаря ей началась мифологизация образа художницы. Был создан миф, который менялся в зависимости от потребностей времени. В конце XIX века она – чудо-ребенок, несчастная девушка, ранняя смерть которой помешала в полной мере развиться ее таланту. В двадцатые года XX века – феминистка, борющаяся за права женщин. В большой степени основой для создания мифа стала фальсификация дневника Марии. Родственники изъяли из него все, что могло бы повредить репутации семьи. Даже возраст был изменен – Башкирцева предстала перед читающей публикой на два года моложе, чем была на самом деле.

В некотором смысле Башкирцева сама причастна к созданию мифа о себе. Незадолго до смерти она писала о том, какими должны быть ее похороны, а ее пристрастие к белому в одежде вполне соответствовало канонам бель-эпок. Личность человека – клубок, в котором переплетены разные нити, и представление о нем в глазах современников и потомков зависит от того, какая из этих нитей наиболее прослежена и представляется вследствие этого главной.
Мария Башкирцева родилась 12 ноября 1858 года в селе Гавронцы Полтавского уезда Полтавской Губернии. В 1870 вместе с матерью и ее родственниками уехала в Европу и провела большую часть жизни в Италии и Франции. Безответная любовь к герцогу Гамильтону пробудила в ней стремление к славе. Нельзя отрицать, что ее желание реализовать себя в качестве певицы, а затем и в живописи тесно связано с проблемами в личной жизни. Прогрессирующая болезнь внесла свою лепту в этот клубок проблем, так как глухота и поражение легких заставили ее отказаться от карьеры певицы. В последние годы жизни она полностью посвящает себя живописи.

Но одновременно со стремлением к славе есть еще одна нить, еще одна черта характера, которая важна для понимания личности художницы. Это ее правдивость. В своем Дневнике она пишет самые нелицеприятные вещи о себе и своей семье. Именно это в конце концов заставило ее близких подвернуть Дневник цензуре. Стремление к правде обнаруживается и в ее живописи.

1877 году Мария поступает в частную Академию живописи Рудольфа Жюлиана. Она настойчиво работает и в короткий срок добивается значительных успехов. Преподаватели ее хвалят. В 1879 году она уже занимает первое место на конкурсе в академии. В 1880 ее работа «Женщина, читающая «Вопрос развода» Дюма» принята в Салон. Мария становится первой русской художницей, чья работа выставляется в Салоне. Художница не удовлетворена академическими канонами в живописи. Она много работает на пленэре, пишет портреты простых парижанок. Образцом для подражания становится для нее живопись Жюля Бастьен-Лепажа, представителя натуралистической школы, хотя и к нему Мария относится с определенной долей критики. Позднее Бастьен-Лепаж становится ее другом. Мария знакомится с живописью Мане, но это знакомство происходит слишком поздно для того, чтобы новые веяния вошли в ее творчество.

Мария добилась определенных успехов в живописи, но славой она обязана в первую очередь своему дневнику. Боле того, публикация дневника сделала сам жанр дневника очень популярным. Появились многочисленные подражания. Лев Аннинский отмечает в своей статье противоречие, которое было немыслимо для девятнадцатого века: дневник писался для себя и, одновременно, для других. Согласно канонам девятнадцатого века, художник должен был отбирать для своего произведение «только существенное и общественно значимое». В дневнике же искусство и повседневность слиты воедино. Как говорит тот же Аннинский «естество интима становится искусством публичности». Именно это противоречие позволяет исследователям считать дневник предтечей искусства двадцатого века, в котором сама грань между искусством и жизнью стирается. Но я предпочел бы быть более осторожным в такого рода сравнениях. На мой взгляд, то, что в двадцатом веке зачастую делалось сознательно, как эксперимент, у Башкирцевой было скорей естественной потребностью. Противоречие между стремлениями к славе и к истине, которое я отметил выше привело к тому, что часть устремлений, которые не находили выхода вовне, требовала своего воплощения в иной форме. И эта форма тоже ждала своего признания.

«О! Нет! Никогда не поймут того, что я хочу высказать. Не поймут, потому что не испытали этого. Нет, это все не то; каждый раз, когда я хочу выразить, что чувствую, я прихожу в отчаяние! Это точно кошмар, когда не хватит сил вскрикнуть!» писала Мария в своем дневнике в пятнадцатилетнем возрасте. Возможно, именно это противоречие, стремление и одновременно невозможность выразить себя привычными средствами и являлось одним из основных стимулов в творчестве Башкирцевой.

Инф.bulatovichclub.org