После 1917 года в ней располагалась музыкальная школа №1, а сегодня – банк

Отполированные до блеска и слегка прогнувшиеся от времени мраморные ступеньки, ведущие на второй этаж, темноватые коридоры, старинные белые шпингалеты на окнах, деревянный пол, выкрашенный бордовой отечественной краской, и старинный паркет, давно не крытый лаком, высокие потолки… Обилие солнца в классах, запах канифоли, старых нот, скрип ручки на скрипичном футляре.

А еще запах цветущих каштанов, проскальзывающий из форточки в класс, и звуки классической музыки, вырывающиеся из класса на «форте» и тающие на «деминуэндо» далеко за пределами здания, – таковы ощущения из далекого детства, времен учебы в Сумской детской музыкальной школе №1. В советское время школа многие годы располагалась в самом центре города, на улице Петропавловской, прямо напротив областной филармонии (сейчас здесь находится банк). Кто бы мог подумать, что 25 лет спустя с какой-то особенной теплотой доведется вспоминать и радостные минуты, проведенные там, и «черный вторник» – день ненавистного сольфеджио. Но удивительнее всего осознавать, что, направляясь к этому зданию, подобные чувства испытывали и юные сумчане сто лет назад. Только для них камнем преткновения было вовсе не сольфеджио, а латинский язык…

В этом здании на Петропавловской в 1907-1917 годах располагалась частная мужская гимназия Измайлова. А латинский и греческий – предметы, без которых, как известно, гимназическое образование в дореволюционной России было просто немыслимо. 16 августа (день начала школьных занятий) мальчишки в форменных сюртуках с блестящими пуговицами и фуражками и ранцами за плечами направлялись в гимназию, а их родители были безмерно счастливы: дети определены в обучение в Измайловскую, а значит, получат достойное образование – не хуже чем в Александровской! Следует отметить, что Сумская Александровская мужская гимназия со времен своего основания считалась элитным заведением, получить образование в котором стремились все.

Однако в 1907 году был перебор желающих, и 150 мальчишкам отказали в обучении. Возмущению сумчан не было предела, и тогда наиболее состоятельные родители во главе с директором Александровской гимназии И.Цветковым, некоторыми преподавателями и законоучителем С.Неделько решили открыть еще одну гимназию для мальчиков. Арендовали прекрасное здание (а в 1913 году выкупили его) у потомственного дворянина Крамаренко, сделали в нем ремонт и закупили мебель, оснастили здание паровым отоплением, библиотекой. Директор новой гимназии Николай Измайлов (который, заметим, соответствовал занимаемой должности директора – был «сведущ в науках, деятелен и благонамерен») вместе с коллективом преподавателей и учеников приступил к занятиям.

Сумские гимназисты в Измайловской изучали Закон Божий, математику, алгебру, геометрию, плоскую тригонометрию, древнюю историю, мифологию, естественную историю, чистописание, риторику, русский и церковнославянский язык, французский – и, конечно же, с первого класса корпели над латынью, а с третьего – над греческим. Корпели над переводами с русского на латынь, с греческого на русский, как огня боялись «экстемпорале» – письменных

упражнений по латыни, наизусть зазубривали правильные склонения слова domus. А когда однокашник на переменке не разрешал откусить от булки с котлетой, – поднимали указательный палец вверх, важно цитировали на греческом: «Жадность есть мать всех пороков». Кому латынь и греческий все-таки давались, те подобострастно глядели в глаза господина учителя (именно так до революции обращались к учителям), слушали его наставления о том, что «гимназия – это школа для той части народа, которая с помощью знания законов человечества хочет встать в ряды передовых людей, руководящих государственным развитием, или посредством разумения законов природы способствовать совершенствованию практической жизни. А главнейшие средства для достижения этих целей гимназия черпает в древних языках и математике». Те же из учеников, кто никак не мог осилить мертвый язык несуществующей страны (а таких было предостаточно) и с мудрым «греком» (так называли учителя греческого и латыни) был в контрах, получив очередной кол и понурив головы, вяло плелись по Петропавловской домой, чтобы теперь уже от домашних получить хорошую трепку. Выслушав в лучшем случае материнские тирады со всхлипываниями: «И на такого остолопа мы тратим 30 рублей!», в худшем – более серьезные наказания плюс лишение сладкого, мальчишка, запертый на ключ в своей комнате, зубрил до посинения… А на следующий урок латыни он исправно склонял слова на «is», исправлял свою единицу и с румянцем выбегал из класса. Бледный цвет лица, впрочем, возвращался и был еще заметнее перед экзаменами, когда чиновники в своих парадных вицмундирах важно прохаживались по гимназическим коридорам и, поглаживая усы, занимали место за экзаменационным столом. «Грек», заметно нервничая, предлагал тянуть билет, ласково подбадривал:

«Ну-с, голубчик, смелей!» Как вспоминал гимназист Дорошевич, случалось, дети, готовясь к экзамену (либо не сдав его), крепко нервничали и всерьез заболевали. Разметавшись в жару, они сыпали латинскими и греческими изречениями, склоняли слово conjunx и, дойдя до родительного падежа, звали маму, после чего, в бреду решали такие задачи: «Из города А вышел поезд со скоростью семь верст в час. Спрашивается: почем должен купец продавать берковец овса?» А мать болящего, всхлипывая, жаловалась доктору: «Непременно Гришеньке по латыни единицу поставят, и он не перейдет в следующий класс! Ах, кто только эту латынь выдумал!» На что врачеватель, закрыв свой докторский чемоданчик, изрекал: «Viss atpakal uz normal» или что-то подобное, означающее, что все вернется на круги своя и все обязательно будет хорошо. Доктор был, конечно, прав. Дети сдавали на аттестат зрелости, поступали в университет и на государственную службу. И высоко подбрасывали фуражки в честь окончания гимназии на гимназическом плацу и в саду (они находились во дворе здания). Но только до 1917 года… В советское послевоенное время эстафету воспитания и образования подхватили преподаватели музыки, в здании снова зашумели детские голоса, затопали по мраморным ступенькам маленькие ножки. А гимназический сад с каждым годом редел, но, несмотря на это, все еще помнил гимназические фуражки, взлетающие высоко в небо…

Юлия Лесина

Инф.bulatovichclub.org