Одесситы не могут не вспоминать еврейские погромы 1905 года. Тогда была революция, трещала и разваливалась система власти.   17 октября 1905 года своим Манифестом Николай II «даровал» народу политические свободы. «Ура!» – возликовали демократы, а 18 октября в Одессе пролилась кровь. Кто виноват? Давайте заглянем в газеты того времени.

Газета «Русское слово» 26 марта 1906 года опубликовала материал «Одесские погромы и Нейдгардт» (Дмитрий Нейдгардт – тогдашний градоначальник Одессы и отец жены премьер-министра Столыпина – В. С.), в котором были сгруппированы показания свидетелей. Показания эти, рисуя различные стороны печальных событий, ведут к одному заключению: погромы были кем-то предварительно организованы, умышленно вызваны и четыре дня – с 19 по 22 октября – не встречали противодействия со стороны местной администрации.

Столь необычное поведение одесских властей побуждает правительство назначить сенаторскую ревизию. Проводивший расследование сенатор А. М. Кузьминский в своем докладе – крайне осторожном в выводах, местами даже носящем юдофобский характер – тем не менее, сохраняет объективность настолько, чтобы констатировать «бездействие власти», повлекшее за собой «особо важные последствия» – огромное число жертв убитыми и ранеными и расхищение массы имущества. Он обвиняет Нейдгардта в том, что 18 октября, в самом начале демонстрации по случаю Манифеста, тот без всяких оснований распорядился снять городовых с наружных постов и не передал военному начальству полномочий подавления беспорядков...

Первый департамент правительственного Сената с выводами Кузьминского не согласится и оправдает градоначальника. Нейдгардту будет предложено на выбор несколько постов с генерал-губернаторскими полномочиями – в Нижнем Новгороде, в Королевстве Польском. Поговаривали, что Нейдгардт собирается в Ниццу, отдохнуть от волнений, чтобы затем приступить к выполнению своих обязанностей...

Что же происходило в Одессе с 19 по 22 октября? Реальную картину событий воссоздают свидетельства одесситов, переживших погром.
Вот что показал очевидец Каменский:

«Живу я на Дерибасовской улице и 19 октября с утра наблюдал из окна и с балкона манифестантов, проходивших с национальными флагами и портретами Государя. На углу Гаванской они сделали в воздух несколько залпов из револьверов, по сторонам их мальчишки разбивали фонари.

В ночь этого дня, под 20 октября, толпа разгромила магазин часов и золотых изделий Баржанского. С 12 часов ночи по улице проходили исключительно солдаты, которые несли от магазина Баржанского в руках, под мышками и на плечах свертки и тюки награбленного.

В первом или втором часу ночи разбили в том же доме галантерейный магазин Бейма – и мимо моих окон проходили солдаты, нагруженные галантерейным товаром... Нередко проходили разъезды или патрули, но не останавливали грабителей.

Мы ясно видели, что грабили солдаты пехотные и карантинной стражи. Я в ту же ночь телеграфировал в управление градоначальника и полицмейстеру, приставу и в канцелярию генерала Глаголева.

Мне отвечали: «Будет послан патруль, и все будет сделано». Но никого не прислали, и до 5 часов утра солдаты продолжали уносить награбленное. Утром 20 октября против моей квартиры группы людей с национальными флагами и портретами Государя разбивали магазин часов и золотых изделий Зильбергера...

Весь день 21 октября раздавались ружейныя залпы, беспрепятственно бродили шайки убийц и грабителей, а войска стреляли по домам мирных жителей... 21 октября около 3 часов дня против моей квартиры проезжавший солдат убил трехлетнюю девочку Елену Вайнгурт, сидевшую у закрытого окна на руках отца: та же пуля пробила и руку отцу».

А вот показания начальника Одесского училища торгового мореплавания действительного статского советника Л. Л. Гавришева:

«18 октября, проходя по главным улицам и тщательно присматриваясь, уже с девяти с половиной часов утра я не видел городовых на постах. В этот день с утра проходила «патриотическая манифестация», на Дерибасовской она грабила еврейские магазины, а на Гулевой имела столкновение с отрядом самообороны из учеников и тоже грабила.

20 октября Нейдгардт вызвал меня к телефону и сказал:
«... Я 18 октября снял городовых с постов, а они (учащиеся) выдумали какую-то «милицию», и вот видите, что вышло. Выборные из матросской регистрации предлагают мне взять к городовым охрану из матросов с пароходов по 10 человек к каждому городовому, но вы у них начальник».

Я ответил, что по числу постов нужно бы 3 – 4 тысячи матросов, но их найдется не более 100 – 300, притом безоружных. Если желаете совета, то следовало бы поставить патрули по 5 солдат с ружьями на каждом посту при городовых. Это восстановило бы порядок.

Нейдгардт ответил: «Военное начальство не дает мне солдат для патрулей, гарнизон мал, и опасно ставить солдат малыми группами».

Я опросил всех выборных матросских регистраций, но они даже не слыхали ни о каком предложении Нейдгардта...».

Анализируя факты, излагавшиеся Нейдгардтом в официальных сообщениях, Гавришев находит и другие фальсификации. В частности, он опровергает Нейдгардтовскую версию избиения полицией учащихся у гимназии Березиной 1 октября, ссылаясь на протокол заседания педагогического комитета училища.

Толпа, вопреки утверждению Нейдгардта, не бросала камней в полицию, не было красных флагов, но внезапно с Троицкой улицы из-за угла выбежали около десятка городовых с обнаженными шашками и трое околоточных с револьверами в руках и без всякого предупреждения начали избивать учащихся. Падающих топтали. Убегающих на Успенской встретили другие городовые и тоже избивали...

18 октября, в первый день после выхода Манифеста, вспоминает Гавришев, общее настроение было миролюбивым и радостным. На Херсонской улице он видел взвод солдат, с солдатами шли студенты и штатские, обнявшись, кричали «Ура!» и «Да здравствует свобода!» Солдатам нацепили на штыки красные ленточки и обрывки красной материи. Это имело вид братания.

Вечером того же дня, когда на улице Дальницкой уже начался еврейский погром, студенты упрашивали на улицах людей расходиться по домам.

В следующие три погромных дня от простого люда можно было услышать, что к двадцать второму все само успокоится, а на три дня – можно, дано разрешение...

Слухи слухами, но ведь действительно лишь утром 22 октября было расклеено объявление командующего войсками генерала Каульбарса о том, что войска будут стрелять и по самообороне, противодействующей погрому, и по погромщикам. И погромы кончились.

По свидетельствам многих очевидцев, войска к погромам относились пассивно, чтобы не сказать больше. Из полицейского участка выходила процессия с царскими портретами и иконами в сопровождении городовых и в присутствии последних начинали рядом с участком погром лавок, а войска безучастно стояли вблизи.

Присяжный поверенный Д. В. Данишевский показал:

«16 октября, накануне Манифеста я видел, как на улицах толпы подростков и учащихся устроили демонстрацию, опрокидывали вагоны трамвая, строили баррикады. Появились войска, которые стреляли по манифестантам.

19 октября я видел на улицах толпы оборванцев и детей с национальными флагами и портретами Государя. К такой толпе Нейдгардт крикнул, выйдя на свой балкон: «Спасибо вам, братцы! Идите помолиться! Толпа в ответ закричала: «Бей жидов! Смерть жидам!» – и двинулась, сопровождаемая отрядами солдат. Весь этот день и ночью были слышны повсюду выстрелы.

... Итог этих дней сам Нейдгардт лицемерно оценил так:
«Одесская революция унесла с собой две с половиной тысяч жертв и десять тысяч разоренных семейств».

Источник http://odesskiy.com