Вчера исполнился месяц с начала т.н. "коррупционного скандала" в высших эшелонах власти Украины, результатом которого стала отставка правительства и некоторых чиновников. Напомним, что 5 сентября экс-госсекретарь Александр Зинченко обнародовал обвинения в адрес видных функционеров из окружения президента Ющенко. Одним из главных "героев" скандала стал тогда еще секретарь СНБО Петр Порошенко. О том, в чем именно обвинил его Зинченко, а следом за ним экс-вице-премьер Николай Томенко и экс-глава СБУ Александр Турчинов, мы подробно писали (все трое давали интервью "Сегодня"). Этими заявлениями занялась Генпрокуратура. Настало время дать слово в нашей газете и самому Порошенко. Мы встретились с ним в одном из кабинетов концерна "Укрпроминвест", где, по словам Петра Алексеевича, он больше не имеет власти. Сам Порошенко выглядел бодрым и даже веселым, а не подавленным, как показалось недавно коллегам-журналистам.

— Петр Алексеевич, что с расследованием известных обвинений в ваш адрес?

— Я сразу дал максимальный объем пояснений группе, занимающейся этим расследованием. Впрочем, уже две-три недели для меня непонятно, чем она там занимается. Убежден, что идет просто затягивание дела. Кстати, Генпрокурор Святослав Пискун перепутал, сказав, что есть возбужденные по факту дела. Есть дела по проверке заявлений Александра Зинченко, и все. Я наконец-то получил возможность ознакомиться с тем, что же было в этих заявлениях, и могу утверждать — на момент проведения пресс-конференции у Зинченко не было ничего! Понимаете, когда у тебя есть доказательства и факты коррупции, их необходимо обнародовать, это прямая обязанность политика. Тем более, если именно тебе президент доверил бороться с коррупцией. Вы знаете, что указом от 8 февраля был ликвидирован Координационный комитет по борьбе с коррупцией и оргпреступностью. Поначалу его функции вроде бы перешли в СНБО. Но потом президент издает указ, которым для координации действий по борьбе с коррупцией создается комиссия, ее возглавляет Зинченко. Теперь в руках у Зинченко, как главы комиссии, была реальная власть. Но что он сделал? Возьмем, например, жесткое поручение президента в течение 10 дней внести предложения по изменению законодательства для создания органа по борьбе с коррупцией в верхних эшелонах власти. Сделать это госсекретарь должен был до 10 апреля. Но все было заболтано, заговорено...

В то же время мы провели системное заседание СНБО по вопросам реформирования силовых органов: демилитаризация МВД, "дэкагэбизация" СБУ... На первом этапе речь шла об отделении от СБУ так называемой "прослушки", об отделении департамента, обеспечивавшего закрытую связь. Я говорил Турчинову, что, например, связь должна быть в Укртелекоме, в Минсвязи, но точно не в СБУ! Однако Турчинов был категорически против. Или взять мониторинг информации, попросту — "прослушку". У МВД нет такого подразделения, но оно успешно справляется со своими задачами. В СБУ же все внутри, без оформления, как слушали, так и слушают... Это невообразимо, когда в США за год выдается тысяча разрешений на "прослушку", у нас — 40 тысяч, причем в качестве доказательств в суде используются лишь... сто! Обвинительных же приговоров на базе этих материалов, дай Бог, чтобы 15—20 в год! Вот это эффективность! Это цифры, которые привел председатель Верховного Суда Украины. Более того, я даже предложил Турчинову, чтобы максимальный период прослушивания не превышал трех месяцев, потому что иначе рискуют судьи, штампующие разрешения и не имеющие возможности проанализировать переданные вами материалы. Однако если в результате окажется, что человек невиновен, сообщите ему о том, что его прослушивали и гарантируйте, что все материалы будут уничтожены. Видели бы реакцию Турчинова: "Да как можно, вы уничтожаете всю оперативную работу...". Служба, увы, действительно занималась "прослушкой" и слежкой за народными депутатами, за мной и моими сотрудниками, за спикером Верховной Рады, о чем Литвин прямо говорил Турчинову на заседании СНБО...

— А кому это было нужно?

— Утверждаю — ни в одной из ветвей власти, кроме вертикали "Турчинов — премьер", не было заказа на такую информацию. Я знаю, что президент не читал эти материалы, а когда ему попытались их принести, просто выгнал людей... И сегодня видно, что через эти механизмы готовился сценарий дестабилизации страны. Потому что к концу лета — началу осени "вылезли" наружу существенные проблемы в экономике, вызванные прямыми непростительными просчетами правительства... Вот пример. Весной правительство говорит: ситуация на рынке лекарств ужасающая, прежняя власть набивала карманы через порой двукратное завышение цен на фармпродукцию при ее ужасающем качестве. Премьер обещает: через два месяца будет наведен порядок, существенно улучшится качество, цены снизятся на 40 процентов. Проходят два и больше месяцев, ничего не меняется, хотя задача, поверьте, вполне решаема.

— А что же делали СНБО и Порошенко в такой ситуации? Просто наблюдали?

— Прежде всего хочу покаяться — ни разу некий Петр Порошенко, в угоду ложному пониманию чувства команды, публично не критиковал действия правительства. Хотя Тимошенко критиковали все — начиная от ее первого зама Кинаха и министра Баранивского до советника президента Немцова... Кроме Порошенко. Но я звонил ей лично и говорил: "Юлия Владимировна, ответственно заявляю, что цифры, которые вам предоставляет Терехин о наличии в стране 900 тысяч тонн сахара, — туфта! В Украине нет сахара, и через два месяца разразится сахарный кризис".

— Когда это было?

— В мае. Я тогда сказал, что ситуация может развиваться в двух плоскостях. Первое — раз есть дефицит, значит, резко возрастет контрабанда сахара. И никто ее не остановит, ибо слишком большая прибыль даст возможность подкупать кого угодно. Второе — будет неконтролируемый рост цены на сахар.

— И что Юлия Владимировна? Попросила не лезть не в свое дело?

— Нет. Она сказала: "Очень интересно. И что предлагаете делать?" Я ответил: "Вы должны открыто собрать сахаропроизводителей и сказать, что мы через Верховную Раду покроем дефицит сахара в стране и завезем, сколько требуется. Причем не надо сахар-сырец и прочие схемы, завезем белый готовый сахар. Но он будет завозиться под пошлину, которую мы с вами определим. Пошлина будет целиком изъята в спецфонд бюджета. А оттуда в сентябре, под контролем сахаропроизводителей, все деньги будут направлены на изъятие лишнего сахара с рынка. И ситуация разрешится". Она: "Спасибо, очень интересно, мы будем заниматься..." И ничего не делалось.

— А вы? Доложили президенту?

— Я посчитал достаточным поставить в известность премьера и получить обещание о немедленной реакции. Записку президенту я направил через месяц, когда убедился, что не предпринимается ничего. Что касается президента, то, в отличие от Зинченко, который виделся с ним два раза в день, я встречался с Виктором Андреевичем максимум дважды в месяц. А с глазу на глаз еще реже... Так что я имел единственную форму общения: готовил докладную записку, ставил гриф "Лично", подписывался и отправлял ее на имя президента через Зинченко. А через него до президента доходили далеко не все мои записки. Утверждаю, что за последние 4 месяца практически половина моих записок не попадала к президенту.

— А "сахарная" попала? И как вы узнавали, попала или нет?

— Думаю, что не попала. А узнавал просто: я по каждой записке должен был получить хоть какой-то, пусть негативный, ответ. По половине записок не получил ничего...

— Но вы же понимали — "сахарный вопрос" обязательно увяжут с вами, как с "королем украинских кондитеров", пусть даже в прошлом?

— Любой, кто что-то понимает в этой отрасли, скажет, что от роста цен на сахар кондитеры пострадали первыми, людей вынужденно отправляли в отпуска за свой счет. Зато на "сахарном кризисе" нагрело руки окружение премьера, структуры, которые традиционно специализировались на завозе сахара — в 2002, 2003, 2004 годах... Еще одним системным просчетом правительства был кризис украинско-российских отношений. Когда наша премьер за 8 месяцев единственный раз встретилась с крупнейшим стратегическим партнером, своим российским коллегой, да и то в ходе застолья в Тбилиси. Ни разу не съездила в Москву...

— Ну, есть объяснение — боялась тамошней прокуратуры и репрессий...

— А сейчас не боится? Ведь, уйдя с премьерского поста, съездила...

— Сейчас, говорят, ей гарантировали безопасность. Причем вы же заявляли, что визит в Москву ей обеспечивал якобы Медведчук. Уверены?

— Я уверен, что он в этом принимал участие. Думаю, это логическое завершение процесса, когда к мощному хору Бродского и Зинченко не хватало еще голоса Медведчука. Я убежден, что не случайно эсдэков за все время пребывания у власти премьера никто пальцем не тронул. Где прятались дела по ним, каким образом они изымались — думаю, когда-нибудь Юлия Владимировна расскажет.

— А что вы скажите относительно заявлений Турчинова о вашей молдавской собственности? Мол, из-за этого вы так активно занимались приднестровской проблемой...

— Это просто цинизм. А ведь туда направляются люди, в следственной бригаде работает уже 20 человек... Заявляю — по состоянию на сегодня, 4 октября 2005 года, у меня в Молдове ничего нет. Как не было все предыдущие пять лет. Но четыре года назад там действительно была собственность у племянницы, дочки моего погибшего брата. У нее собственность эту цинично забрали по просьбе Украины в силу того, что ее дядя, то бишь я, осмелился стать оппозиционером. И на сегодня день собственность продолжает быть изъятой и не компенсированной. У девочки был пакет акций Кишиневского стекольного завода, который позволял претендовать на управление предприятием. В 2001 году завод был обанкрочен и решением суда возвращен в госсобственность. Был Центральный универмаг, который стал потом "Детским миром", где тоже был пакет акций. Однако они судом объявляются бесхозными, передаются в управление адвокатской конторе, которая три года с этого получала деньги, сбежала и ее руководство сейчас находится в розыске. Только по "Букурии" племянница, видя, что происходит, в 2001 году успела дать поручение на продажу активов. Что касается Приднестровья, то у прежней украинской власти там были свои интересы. Вы посмотрите состав акционеров металлургического комбината в Приднестровье. Там вы найдете уши и группы "Приват", и эсдеков. Те, кто занимаются металлургической промышленностью, это подтвердят. Теперь же вся Европа, Россия знают: Украина надежно закрыла границу в Приднестровье. Я горжусь, что это сделано по моей инициативе и с моим участием. Впрочем, теперь, к моему глубокому сожалению, думаю, темп по Приднестровью будет потерян...

— С Молдовой понятно. А украинский бизнес вы себе вернули? Вы ведь теперь и не госслужащий, и не нардеп...

— Нет, и возвращать не буду, потому что не собираюсь уходить из политики. Я хотел бы впервые заложить у нас стандарты совершенно честного способа отделения бизнеса от власти. А то посмотрите, как окружение премьера продолжает эксплуатировать отобранную у бизнесменов "Криворожсталь", кто лоббировал контракты, по которым сегодня отгружается металл... Комбинат немедленно нужно приватизировать. Государство плохой собственник, который финансирует чиновников у власти. Один забрал себе квоту на 100 тысяч тонн металла, второй — на 20 тысяч... На каждой тонне зарабатывают по 50—70 долларов. И вместо того, чтобы идти в бюджет, они идут в карманы... Так вот, по отделению бизнеса от власти — должна быть совершенно четко прописанная процедура. Создается публичный фонд, куда передаются акции, определяется управляющая компания. К сожалению, эта процедура занимает гораздо больше времени, чем я предполагал. Нужно провести три-четыре собрания акционеров, между каждым должно технологически, по закону, пройти 45 дней. То есть полгода занимает исключительно создание фонда. Управляющая компания заключает контракт с крупнейшей международной аудиторской или банковской компанией. И ни одно решение управляющая компания без одобрения, визирования аудита не может провести. Таких структур в мире десяток, не больше.

— В какой стадии это сейчас находится относительно вашего бизнеса?

— На сегодня обговариваются условия. Упомянутая компания до проведения своих проверок запретила называть ее имя.

— А вы сейчас имеете отношение к управлению своими компаниями?

— Нет. Акции переданы. Ни одного решения по акциям я на протяжении последних трех-четырех лет не принимал. Я их передал в управление сначала трасту, теперь вот в фонд и мое участие заключается в том, что я абсолютно публично получаю дивиденды и декларирую их.

— Перейдем от экономики к морали. Вчерашние единомышленники и политические соратники, уж извините за грубость, напоминают пауков в банке. Может, единой команды и не было изначально? А народ просто пошел не за помаранчевыми, а против Кучмы?

— Команда была. Без нее предыдущий режим свалить было бы невозможно. В команде был очень мощный объединительный фактор, все прекрасно понимали: без эффективных, четких действий, извините за патетику, погибнут все. По крайней мере, политически будут уничтожены.

— Что же произошло с этой командой впоследствии?

— Потом "дамоклов меч" был убран, и начались центробежные процессы. Каждый начал работать на себя, кто в большей степени, кто в меньшей. Я глубоко убежден, что окружение премьера с первого дня работало на себя.

— А вы, значит, продолжали работать на идею?

— Я настаиваю на том, что не рвался к власти и шел в революцию не ради должностей. Мне совершенно комфортно было в парламенте. Я публичный политик и Совет национальной безопасности и обороны — не совсем то место, где я себя видел. Но считаю, что там я работал эффективно.

— Согласны ли вы с утверждением, что СНБО при вас перебрал на себя какие-то суперполномочия? Что Порошенко хотел возвыситься над всеми, подмяв под себя, в том числе, президента?

— Президента никто под себя не подомнет. Это совершенно ложная, технологически сформированная попытка представить его, как человека слабого. Президент неоднократно демонстрировал, что в критические моменты действует весьма решительно и с пользой для страны. Это первое. Второе — я не хочу обсуждать какой бы то ни было художественный треп. Назовите мне, кого подмял Порошенко? Какие он подписал документы, не соответствующие Конституции? А СНБО на сегодня, думаю, имеет даже недостаточно полномочий. И именно это привело к тому, что правительство перешагнуло некий Рубикон...

— СНБО имело при вас недостаточно полномочий? А как же указ президента о "добавках"?

— Полномочия даются законом, а туда не вносилось никаких изменений. То, что было в указе о технической подготовке бумаг на подпись президенту или согласованию решений о присвоении званий — это смешно. Впрочем, было еще одно очень "важное" полномочие, новое — право секретаря Совбеза принимать участие в заседаниях Кабмина с правом совещательного голоса. Я воспользовался им всего один раз. Юлия Владимировна меня попросила: "Петр Алексеевич, я обещаю, что с вами буду работать, но, если можно, очень прошу — не ходите".

— Вы с ней вообще на "вы" или на "ты"?

— На "ты".

— А на людях?

— На людях я вообще стараюсь держать дистанцию.

— В начале беседы вы сказали, что Зинченко вышел 5 сентября на пресс-конференцию со своим заявлением безо всяких документов. Откуда вам об этом известно?

— Журналисты же его просили — передайте хоть что-то, опубликуйте. Нет. У него был только заготовленный текст. Он зачитал его, не отрываясь от бумажки. Лишь 9 числа он разродился двумя заявлениями, которые принес в прокуратуру. Сами тексты заявлений плюс два листочка. В одном было заявление некоего Панчука, что у него якобы вымогали деньги по дому 9-а на Грушевского. Он уверен, что это было в мае, но вспомнил почему-то в сентябре. А виделись вы после этого с Порошенко? Нет. Он вас приглашал? Нет, я три месяца сам к нему напрашивался. Как же так? Причем прокуратура начала расследование еще в 2004 году, когда Порошенко был очень далеко от этого... И этой белиберды достаточно, чтобы Генеральная прокуратура месяц дурила людей. Почему? А потому, что руководитель следственной группы — прямой подчиненный начальника управления ГПУ г-на Швеца, бывшего адвоката Юлии Тимошенко в деле ЕЭСУ.

— Кстати, о ГПУ. К вам постоянно "пристегивают" если не Пискуна, то Шокина. Какое отношение вы имеете к руководству Генпрокуратуры?

— Генпрокурор имеет все рычаги и механизмы, чтобы им никто не командовал. Г-н Пискун об этом неоднократно заявлял. Он же ни с кем не советовался, когда дела на Тимошенко закрывал...

— Ну, а в личном плане Пискун вам друг? Или враг?

— И не друг, и не враг. А так...

— А замгенпрокурора Шокин? И Бондаренко в МВД (первый замминистра. — Ред.). Оба, говорят, ваши кумовья... И Дрижчаный в СБУ (недавно назначенный председатель Службы. — Ред.) — тоже ваш человек?

— Бондаренко и Дрижчаный — люди президента. Хотя знаю обоих. Шокина я узнал ближе в рамках расследования дела Гонгадзе. Могу, кстати, утверждать, что тогда, в 2003 году, благодаря согласованным действиям целого ряда людей, к которым причастен и некий Порошенко, удалось сохранить определенные доказательства по делу Гонгадзе.

— А подробнее нельзя?

— Пока нет. Дело не закончено. Но потом обязательно расскажу.

— Что с вашим депутатством?

— До завершения расследования обвинений я в депутаты не вернусь. После — останусь в политике и подам в суд о восстановлении членства в парламенте, поскольку считаю, что ко мне были применены двойные стандарты.

— Когда вы писали заявление об отставке на имя президента, то попросили отстранить лишь на период расследования. Означает ли это, что намерены вернуться в кресло секретаря Совбеза?

— С тех пор, как я писал свое заявление, много воды утекло. Думаю, возвращаться на эту должность уже не буду.

— Как происходил процесс "прощания" в кабинете президента, о котором нелестно для вас отозвалась Тимошенко — мол, ворвались, мягко говоря, в растрепанных чувствах, чуть не истерику закатили...

— Я спросил разрешения у секретарей президента, постучал, открыл дверь, проинформировал Виктора Андреевича, что, несмотря на достигнутые вчера договоренности, тональность выступления фракции, поддерживающей премьера, достаточно резкая, договоренности не выполняются. В гневе я не был, а эмоции... Я достаточно эмоциональный человек, но ни слова правды в том, что говорила об этой ситуации экс-премьер, нет.

— Строите ли вы новый загородный дом?

— Поверьте, мне сейчас не до этого.

— То есть, все эти причалы, дома в Конче-Заспе, о которых говорят некоторые СМИ, — не ваши?

— Они принадлежат юридическому лицу. Меня среди его учредителей нет. Есть загородный дом, который мне принадлежит восемь или девять лет. В отличие от остальных, в том числе тех, кто пишет обвинения, я честно декларирую свои доходы. И дом, который у меня есть и куда я приглашал журналистов, пять лет значится в моей декларации. Он оформлен на мою жену. Я обеспеченный человек и свое состояние заработал честным трудом, работая по 18 часов в течение всей своей жизни. И я могу себе позволить купить дом.

— Собираетесь ли вы формировать какую-то свою политическую силу или останетесь с президентом?

— Достаточно комфортно чувствую себя как человек, который честно прошел свой путь вместе с Ющенко.

— То есть, вы в этой политической команде и будете?

— Поступить иначе было бы нечестно по отношению к людям, перед которыми я выступал, в том числе и на майдане. Я вообще не хочу, чтобы кто-то приватизировал майдан. Потому что когда мы с 2001 года активно работали и я возглавлял парламентскую кампанию "Нашей Украины", активно участвовал в президентской кампании, Юлия Тимошенко, например, ничего не делала и торговалась за должности. Михаил Бродский тогда просил, как технический кандидат, чтобы выполнили целый ряд его условий. Зинченко до тех пор, пока не остался без акций "Интера", был реализатором "темников" на канале. А сегодня они, оказывается, стали единственным олицетворением Майдана. Народ вышел туда не за ними.

 

Александр Ильченко, Александр Корчинский "Сегодня"